Поднялся страшный скандал, соседи пооткрывали окна и двери, злословили по поводу случившегося.
Кончилось тем, что Николай, побушевав, убежал к своим собутыльникам и вернулся пьяным до омерзения часа в четыре утра. Но Ирины и дочки он уже не застал. Тотчас после его ухода Ирина с помощью матери собрала носильные вещи, одела Танечку и уехала в аэропорт. Там она села на самолет и в середине следующего дня уже была здесь, в доме у тетки.
Через неделю появился Николай. Холодный, приторно вежливый и, как всегда, «на взводе», он заявил, что жить с развратницей не намерен, что возбуждает против нее судебный процесс с требованием отдать дочь ему. Николай потряс письмом Володи, сказав, что это — доказательство ее разгульного образа жизни и что суд удовлетворит его требование.
Она выгнала его, а потом горько рыдала, уткнувшись лицом в колени старой тетки, а та ласково гладила Ирину по волосам и советовала отправить Танечку обратно в Киев к бабушке. Так и сделали: тетка уехала к сестре, забрав с собой девочку.
Николай пришел через неделю и опять начал грозить. Он откуда-то узнал, что Танечка в Киеве, намеревался не сегодня-завтра помчаться туда и завладеть дочкой. Но он не уезжал, чего-то ждал, а чего — Ирина не могла понять.
Когда Николай заявил, что не согласится на развод, если Ирина не возьмет на себя все судебные издержки и не оплатит расходы, которые он понес, прилетев сюда, она, наконец, догадалась, почему он третировал ее, не приводя угрозы в исполнение. Она швырнула ему в лицо оставшиеся деньги, выкрикнула, что согласна заплатить за развод, но, ради бога, пусть это произойдет поскорее!
Назавтра он явился точно в назначенный час, как они договорились, чтобы отправиться в суд. Пьяно усмехаясь, Николай заявил, что затевать дело о разводе еще рано, что ему понравился этот большой южный город, и он решил поселиться здесь навсегда.
Он сказал, что нашел для себя квартиру, теперь ему нужно прописаться, а потом обзавестись новой подругой жизни. Он был циничен до предела, когда выкладывал все это в подробностях. Только после того, как основательно устроится, Николай согласен начать дело о разводе. Он говорил долго, щурясь в злой усмешке, и в конце предъявил ультиматум: если Ирине не терпится, пусть подает заявление в суд, а он пустит в ход письмо. Это первое! Второе: он отлично знает, какие у нее золотые руки и как легко она зарабатывает деньги. У него положение намного хуже: техник по холодной обработке металлов, он может рассчитывать лишь на должность сменного мастера на заводе. Пока устроится, пока получит зарплату, много дней пробежит. Поэтому она, как законная жена, обязана поддерживать мужа в трудную минуту. Короче говоря, через неделю-другую Ирина должна перевести на имя Николая деньги. Сколько — это уж на ее усмотрение, но не меньше пятидесяти рублей...
Ирина рассказывала все это, полузакрыв глаза, словно припоминая событие за событием. Голос ее звучал глуховато, нередко в нем прорывались болезненные нотки. Чувствовалось, что Ирина заново переживает свою драму, страшно устала от нее: щеки ее побледнели, волосы разметались по подушке, в глазах застыли слезы. Рашид неумело, неловко попытался успокоить ее.
Ирина повернулась на бок, ласково провела маленькой ладонью по волосам и лицу Рашида, заговорила снова, улыбнувшись сквозь слезы:
— Он преследует меня уже больше двух лет. Ссылается на различные предлоги, лишь бы оттянуть суд. Бог с ним, с деньгами, мне вовсе не жалко тех нескольких десятков рублей, которые он выманивает у меня каждый месяц. Мне обидно, что на эти деньги он поит и кормит своих собутыльников и случайных девиц.
— Я многое знаю о нем, знаю, что после меня он «женился» еще три раза. И каждую из своих сожительниц он оставлял, как только в поле зрения появлялась другая, более отвечающая его вкусам, а, вернее, материальным запросам. Первая из них — официантка, вторая — заведующая небольшим продуктовым магазином, третья — агроном крупного совхоза, бывает в городе только по субботам и воскресеньям.
Я говорила с каждой из них, они возмущены его поступками, ненавидят его, согласны выступить свидетельницами с моей стороны, если я подам в суд. Таким образом, мне удастся доказать, что он — развратник, пьяница, морально падший человек, которому ни в коем случае нельзя доверить воспитание ребенка, особенно девочки.
Немного успокоившись, она, вздохнув, продолжила:
— Но у меня есть другая мысль, исполнение которой поможет избежать объяснений в суде и прочих неприятностей. Дело в том, что у Николая появилась новая пассия — базарная торговка, пьяница и скандалистка, которую соседи требуют выслать из города.
Ирине известно, что Дуська, так зовут ее соседи по дому, с охотой принимает в своем грязном логове и даже особо жалует Николая. Сегодня он будет у Дуськи в гостях, Ирине об этом рассказали друзья. Но ей хочется убедиться лично. Она должна пойти на улицу Хивинскую поздно вечером, часов в одиннадцать и дождаться, когда Николай выйдет от Дуськи. Имея столь веское доказательство, она заставит Николая вернуть письмо. Как бы низко он ни пал, как бы ни храбрился, он явно придет в ужас, когда Ирина пригрозит рассказать на суде о его связи с такой женщиной, как Дуська. Но Ирина не может пойти одна. Если Рашид настоящий друг, он согласится быть ее попутчиком. Николай их не увидит: Ирина заинтересована в этом больше Рации да.
Юноша не позволил себе задуматься даже на секунду. «Неужели ты сомневалась во мне? — горячо воскликнул он. — Я готов пойти вместе с тобой хоть на край света!»
Рашиду хотелось высказать свою любовь и преданность сильными, необычными словами. А вместо этого он произнес довольно банальную фразу, повторенную миллионы раз всеми влюбленными в мире. Но так горячо и страстно это было сказано, так велик был душевный порыв, что Ирина, вспыхнув от удовольствия, вдруг побледнела. Она, не отрываясь, смотрела в глаза Рашида, а потом отвела взгляд, будто чего-то испугалась. Спрятав голову на груди юноши, она долго лежала так, не двигаясь, обвив его шею руками.
Часов в девять вечера Рашид подумал было о том, что следовало забежать домой, предупредить мать. Но тут же решил: «Минутой-двумя это не обойдется. Мама или воспротивится уходу, или, что еще хуже, заведет серьезный разговор».
— Будь, что будет! — отмахнулся он от гнетущей мысли. — Не пойду.
Была еще и другая причина, из-за которой он не мог исполнить своего желания. Ирина могла подумать, что он струсил и пытается сбежать.
В последний час перед тем, как выйти из дому, Ирина вдруг потеряла свою словоохотливость, взгляд ее сделался жестким, нос заострился, а лицо побледнело. Сидя на веранде за чайным столом, Рашид искоса наблюдал за ней, беседуя в то же время с теткой. Александра Ниловна — темнолицая, маленькая старушка сидела во главе стола за самоваром. Обнажая в частой улыбке два ряда великолепных зубов, до удивления странно выглядевших на ее сморщенном лице, она обстоятельно, с долгими грудными придыханиями рассказывала Рашиду о своем саде, о том, как любовно, не жалея старческих сил, ухаживает за каждым деревцем.
— Слава богу, зубы вставила, теперь все ем, — старушка снова растянула в улыбке тонкие поблекшие губы и, с удовольствием прихлебывая, втянула в себя чай из блюдечка. — И яблоко ем, и грушу.
— Да разве все съешь, — со вздохом добавила Александра Ниловна, наливая чай. — Мужчин в доме нет, гости бывают редко, вот и отдаешь почти весь урожай перекупщикам.
— Ты у нее спроси, — она кивнула в сторону Ирины, задумчиво глядевшей в сад на освещенные стволы деревьев, — почему замуж не выходит? Собой видная, красавица, а все одна, да одна.
— Вот ты теперь появился: ей веселее будет. А то, почитай, все лето ни в театр, ни в кино ни разу не сходила. Все дома сидит. Так и жениха никогда не найдешь, останешься разводкой на всю жизнь.
— Оставь, тетя, — с досадой произнесла Ирина. — Неинтересно Рашиду твои жалобы выслушивать.
— А я о тебе жалюсь, не о себе. Хочу, чтобы жизнь у тебя была полная да довольная.
— Ладно! Не твоего ума дело! — Ирина бросила на тетку быстрый взгляд, встала из-за стола.
Старушка смолкла, стушевалась и, суетясь, начала собирать посуду.
