— Ну нет, брат. — Корольков даже качнул головой. — Инвалидом я никак не буду. Анатолий Иванович мне снимки показывал, рентгеновские. Там все нормально. Мы, говорит, твои косточки, Корольков, собирали с такой любовью, как у доисторического мамонта. — Корольков впервые засмеялся: — Поваляюсь немного, сил поднакоплю, а там снова в дальний рейс, — продолжал он с таким волнением, что и Миша уверился — не лежать ему долго. — А ты, Михаил, кем хотел бы стать, когда вырастешь?
На этот вопрос Мише было трудно ответить сейчас, вот если бы его спросили утром, когда он собирался за нутрией, то, не задумываясь, ответил бы — охотником. Он хотел быть и летчиком, и космонавтом, но сейчас, когда Корольков рассказал о себе, Миша подумал, что и шофером стать очень здорово.
— Может быть, шофером, — неуверенно сказал он.
— Конечно, шофером, — поддержал Корольков. — Наша специальность самая нужная. Ну скажи, где обходятся без шоферов? Я тебе отвечу сам. Нигде! И на стройке, и на заводе, и в пекарне, и в городе, и в деревне. Везде!
Давно Королькову не было так хорошо, даже не чувствовалась отвратительно ноющая боль в костях.
Ему вдруг захотелось рассказать о своей работе. О том, как водит в дальние рейсы тяжелые машины, как первым встречает в пути восходящее солнце и как открывает для себя все новые и новые города.
Миша слушал напряженно и думал, что это и есть самая настоящая работа, если Корольков, совсем израненный, так любит ее.
В дверь постучались, и снова вошла медсестра. Теперь она улыбалась Королькову.
— Все в порядке. Анатолий Иванович разрешил мальчику быть с вами, — сказала она. — А это Мише бабушка передала.
Медсестра положила на тумбочку сверток и записку. Миша тут же прочитал: «Держись, внучонок. В нашем роду мужчины никогда не хныкали».
«Уже наябедничала», — зло подумал Миша и развернул сверток.
— Апельсины! — удивился Корольков. — Любит тебя бабушка.
— А куда ей деться, — заметил Миша и стал снимать ароматную шкурку. Разломил апельсин на дольки и предложил Королькову: — Держи. Угощайся на здоровье. А к тебе приходит кто-нибудь?
— Так я нездешний. Из Тулы. Там моя автобаза и дом. Мать с отцом старые. Тут, пожалуй, не наездишься: далеко и дороговато. Но я, брат, не скучаю. Ко мне каждый день зайчик наведывается.
— Ну ты брось шутки шутить, — обиделся Миша. — Зайчики только к детям приходят, да и то понарошке.
— К детям, может быть, и понарошке, — ответил Корольков, — а ко мне всерьез. Завтра, пожалуй, часов в восемь утра будем ждать гостя.
Солнечный луч глянул в окошко палаты, спрыгнул с подоконника и медленно подобрался к кровати, на которой спал мальчик. Во сне Миша летал, как летают большие птицы, широко раскинув крылья в плавном полете. Иногда он подолгу зависал над прудом и зорко вглядывался в серую гладь воды, различая юркие стайки огольцов, след жадной щуки и серебристые спинки плотвы. Он мог с высоты, как ловкая чайка, кинуться за добычей, но почему-то боялся, что снова не поднимется вверх. А ему необходимо было увидеть рыжую нутрию с длинным хвостом и бусинками настороженных глаз. Но она, словно чувствуя опасность, так и не появилась.
Солнечный луч, за которым следил Корольков, очень удивился, встретив в этой палате мальчика. Здесь он бывал каждый день и видел только взрослых больных людей. Чтобы лучше разглядеть его, луч коснулся жестких с рыжинкой волос, осветил нос, тонкие губы и теплым пятном застыл на лице мальчика.
Миша открыл глаза и снова зажмурился — так пристально глядело на него солнышко.
— Подъем! — бодро пропел Корольков. — Какой же ты охотник, если так долго спишь? На зарядку!
Миша вскочил с постели, а Корольков стал командовать:
— Руки на пояс — раз, два. Наклон влево — раз, два. Вправо — раз, два…
Миша вдруг заметил, что и Корольков сам делает зарядку. Пальцы его ног, торчащие из-под гипса, попеременно шевелились. Миша чуть не расхохотался, но пересилил себя.
— А я все равно ее поймаю, — сказал он, приседая.
— Кого? — не понял Корольков.
— Нутрию.
— Это ты зря, пусть живет на свободе. Животное, как и человек, всегда протестует против неволи. Вот она тебя и цапнула… А теперь умываться шагом марш!
Когда Миша умылся и тихонько вошел в палату, то услышал, как Корольков разговаривает. «С кем же это?» — подумал Миша и завертел головой.
Белая точка на стене. Но вот она задрожала и вытянулась в длинную линию. Потом линия согнулась и свернулась в клубок. А этот клубок задергался и завертелся быстро-быстро, потом сделал несколько прыжков и замер. Миша увидел голову зайчика — белый кружок и над ним два уха.
— Здравствуй, — тихо и нежно сказал Корольков, — сегодня ты очень резвый. Неужели волк за тобой гонится? — Он разговаривал с ним, как с живым. Зайчик будто кивнул, запрыгал и снова неутомимо закружился.
Миша смотрел на зайчика зачарованно, с таким интересом и возбуждением, как мультипликационный фильм «Ну, погоди!». Пятно медленно сокращалось, словно кто-то невидимый потихоньку обрезал его, пока совсем не исчезло.
— Ну и кино! — восторженно произнес Миша.
— А ты, брат, не верил!
— А он каждый день приходит?
— Почти каждый, кроме пасмурных, — ответил Корольков, — наверно, потому, что в пасмурные дни боится попасть под дождь. — И он снова рассмеялся.
Принесли завтрак, а потом начались лечебные процедуры. Королькова куда-то увезли на длинной тележке, а Мише сделали укол.
Без Королькова стало так грустно, что узкая с высокими белыми стенами палата снова показалась ему хитроумной ловушкой, в которую он сам, как неразумный зверек, добровольно залез. И нет теперь отсюда никакого выхода.
За окном послышался свист. Вначале Миша не поверил, а потом кинулся к окну, распахнув пошире обе створки. Что-то звякнуло, стукнувшись о батарею отопления, но Миша не стал разглядывать, в душе пело — пришли друзья.
— Здорово, ребята! — крикнул Миша, высовываясь из окна.
Мальчишки приветствовали его сдержанно, подняв правые руки, а потом Витька размахнулся, и в окно полетел белый комок. Он точно лег в середине комнаты. Витька бросал камни мастерски.
«Обложили твою нутрию. Тикай. В туалете на первом этаже открыто окно», — прочитал Миша записку и тут же побежал вниз.
— Так идти нельзя. Сразу узнают, что ты из больницы, — сказал Петька, показывая на больничную куртку и штаны.
— Спокойно! — предупредил Витька. — Сейчас придумаем. — Он был деловым человеком и не любил паники.
— Петька, снимай рубашку, а я брюки отдам. У меня под ними спортивные рейтузы. А это, Мишка, — он указал на больничное белье, — оставь в палате. Только быстрее, а то могут засечь.
Миша тихонько вошел в палату. Корольков лежал с закрытыми глазами. После процедуры он всегда спал.
Миша переоделся, прикрыл окно и вдруг под ногами увидел разбитое зеркальце.
Он машинально собрал осколки и положил в карман. Оглянулся на Королькова и заметил, что по сухим губам его скользит улыбка, светлая и радостная. Может, он во сне видел зайчика?
…В оправе молодой, чуть пробившейся травы светится старый пруд. Две галки по-хозяйски