убор[88].

О том, что Жанна была довольной красивой, с весьма привлекательной для мужских глаз грудью, засвидетельствовал на оправдательном процессе ее оруженосец Жан д’Олон. О том же говорится и в одном тогдашнем тексте — «Зерцале добродетельных женщин». Но ее короткие волосы, подстриженные «под горшок», к чему воинов принуждали шлем и забрало, ее мальчишески тонкая фигура, следствие ее двуполости — андрогинии, — в те времена не возбуждали мужского желания у воинов, привыкших к забавам с пышноволосыми и пышнотелыми партнершами.

Со своей стороны Жанна не только ничего не делала для возбуждения такого желания, но, напротив, ее поведение быстро лишало какой бы то ни было охоты проявлять что-либо подобное. Все проявления такого рода она не выносила, как и все то, что могло вызвать их. Так, она жестоко разбранила накануне сражения своих солдат, которые вместо того, чтобы, исповедавшись, обрести состояние благодати, отправились повеселиться с гулящими девками, не думая о будущем. И Карл VII рассердился на нее за то, что она сломала меч из часовни Фьербуа, меч, доставшийся от их общего отца Луи Орлеанского, сломала, колотя по спинам тех самых веселых девиц, за которыми она, оседлав своего коня, гонялась по лагерю.

Так что никто из мужчин не позволял себе даже игривых мыслей, когда Жанна спала на соломенной подстилке среди своих соратников или когда, умываясь по утрам, она обнажала перед ними свой торс. Только одному из них могли прийти в голову иные побуждения: то был, конечно, Жиль де Рэ. В его глазах Жанна — это паж, один из тех мальчиков, подростковую двуполость которых он обожал. И мы уже говорили, что в конце концов он разорился из-за нее.

Еще один мужчина был влюблен в Жанну, если верить архивам семейства де Шабанн. Но эта любовь была безмолвной и исполненной достоинства. То был Жак де Шабанн Ла Палис по прозвищу Ходок, которого тогдашние летописи называют «тот, кого англичане боялись больше всех прочих»[89]. Свою карьеру он закончил в звании великого магистра Франции. До этого он был советником и камергером Карла VII, сенешалем и маршалом области Бурбоннэ. Он умер от ран 20 октября 1453 г. в возрасте 54 лет. Раны же были получены 17 июля, когда он одержал победу при Кастийоне в Гюйени.

Во время вступления Девственницы в Орлеан он держался слева от нее. Это происходило в мае 1429 г., когда его послали в этот город для организации его обороны. Именно он увез Жанну, когда она была ранена при взятии Турнеля. Во время битвы при Компьене, еще до того, как Жанна была взята в плен, именно он помог ей отбиться от врагов.

Третий из тех, кто был влюблен в Жанну, обнаружился уже после ее взятия в плен: это был Эмон де Маси, рыцарь из Бургундии. Он увидел ее в замке Боревуар и дерзко попытался прикоснуться своей рукой к ее груди. В ответ она влепила ему пару затрещин. На руанском процессе он, давая показания, сказал о своих чувствах так: «Тут-то я и влюбился в нее. Потому я умолил графа де Линьи (Люксембург) потребовать за нее выкуп. Наследник престола готов дать за нее хорошую цену и уступить ее мне в супруги».

Граф де Линьи — племянник Жанны Люксембургской, которая весьма мягко обошлась с Девственницей, находившейся у нее в плену под честное слово в ее замке Боревуар в течение целых четырех месяцев одновременно с ее племянницей, супругой графа де Линьи.

А наследник престола — это Ричард, герцог Йоркский, наместник короля во Франции и Нормандии, правнук Эдуарда III по линии своей матери. Раз уж стоял вопрос о том, чтобы выдать Жанну замуж, то не могло, разумеется, быть и речи о том, чтобы сжечь ее на костре как колдунью.

Если Жанна Девственница, которая не носила никакой фамилии, и в самом деле была дочерью бедных пахарей, как об этом твердят благонамеренные французские историки, приходится допустить, что все эти представители надменной феодальной знати, кичившейся своим происхождением, не страшились мезальянсов.

Но что бы там ни говорилось в детских сказках, короли никогда не женились на пастушках.

Странная казнь

Вот первое замечание, которое необходимо сделать с самого начала: официальная дата казни была произвольно установлена впоследствии, как для рождения и смерти Иисуса, чтобы покончить с вызывающими неудобство расхождениями.

Теперь, конечно, принимают дату 31 мая 1431 г. Однако английские летописцы Уильям Кэкстон, Полидор Виргилиус заверяют, что казнь состоялась в феврале 1432 г. Отметим, однако, что такая разница не следует никоим образом из того, что в те времена год начинался на Пасху. Итак, французские летописи говорят о 1431 г., английские — о 1432 г. Весьма существенное противоречие!

Так же обстоит дело с числом и месяцем. Президент Эно (1685–1770), суперинтендант в штате королевы Марии Лещиньской, которая очень сердечно относилась к нему, получил, наряду с Шереном, доступ к самым тайным архивам Короны. В своих «Мемуарах» он называет дату казни — 14 июня 1431 г. Жан де Серр, брат Оливье де Серра, которого Генрих IV назначил историографом Франции, в своем «Обзоре истории Франции» (1597) сообщает о том, что это событие имело место б июля 1431 г.

Что еще удивительнее, в рукописи Дома Гренье о Пикардии, принадлежащей Национальной библиотеке, содержится «Летопись» за 1492 г., составленная Жаном де Ла Шапеллем. Так вот, этот автор уверяет, что, прежде чем предать ее огню, Девственнице отрубили голову.

Читатель согласится, что с самого начала во всей этой истории с сожжением Жанны имеется много неясностей.

Не меньше их и в дальнейшем. Судите сами.

В рукописи монсеньора Пьера Кошона, хранящейся в библиотеке Национального собрания, мы находим следующее воспроизведение приговора, вынесенного Жанне:

«Тем не менее, поскольку, как мы только что отметили, ты дерзновенно погрешила против Господа и его святой церкви, мы, судьи, чтобы ты могла предаться спасительному покаянию, со всем нашим милосердием и умеренностью осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечную тюрьму, хлеб страдания и воду тоски так, чтобы ты могла там оплакивать свои грехи и больше не совершала таких, которые пришлось бы оплакивать».

Вот уже нечто, способное нарушить покой сколько-нибудь наблюдательных умов. Ведь одна из аксиом древнейшего права заключается в том, что к факту, по которому вынесен приговор, уже не возвращаются. Вот почему уже кажется подозрительным появляющийся в конце концов костер. Но протокол, то есть документы самого руанского процесса в их подлинном виде, давно уже исчез.

Пьер Кошон затратил шесть лет на то, чтобы переписать их заново и по-латыни. Чего ради? Что именно подлежало уничтожению в оригиналах протокола? Опять же текст, находящийся в Англии, отличается от того, которым располагает Франция.

Согласно народной молве, Жанна не была казнена. Ее подменили другой заключенной. Молва эта была такой настойчивой, что Парижский университет ввиду отсутствия юридических документов распорядился начать расследование против Кошона, поскольку его действия казались подозрительными. И ему — Кошону — пришлось погрузиться в целый океан юридических хитросплетений, чтобы доказать, что никаких нарушений закона совершено не было, как не было ни сделок, ни подтасовок. Но ему пришлось нелегко. Ибо в те времена Парижский университет был высшей богословской инстанцией церкви во Франции, церкви, выносившей свои решения после совместных обсуждений.

Англичанин Уильям Кэкстон, родившийся в 1422 г. в графстве Кент, в своей «Летописи Англии» в 1480 г. заявляет, что во время поездки ко двору герцога Бургундского он узнал, что Жанна Девственница провела в заключении девять месяцев после сцены сожжения на костре в Руане. Он не называет замка, в котором она содержалась, но его название мы скоро откроем.

По-прежнему оставаясь в пределах документов, содержащихся в различных архивах Англии, отметим

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату