— Ладно, — вздохнула. — Что поделать. Чокнутая Роуз продолжает слетать с катушек.
Мина рассмеялась.
— Ты в самом деле считаешь себя чокнутой?
— А как бы вы назвали столетнюю девицу?
— Насколько я знаю, этой девице не больше семидесяти восьми, — ответила Мина, и я вдруг поняла, что сказала ей больше, чем нужно. Несколько дней назад я вдруг поняла, что в тот день, когда Брэн меня разбудил, исполнилось ровно сто лет с моего рождения. Значит, сто лет и семь недель. Все-таки есть вещи, о которых доктору Бидже лучше пока не знать.
* * *
Мне больше не снился блестящий человек, и я не бродила во сне — по крайней мере, я этого не помнила. Таблетки, которые прислала мне доктор Биджа, помогли справиться с кошмарами. Вернее, они позволяли мне уснуть сразу же после приема.
Я продолжала ходить в школу, остававшуюся неизбывным кошмаром. И продолжала ходить на физиотерапию, которая постепенно начала приносить результаты. Я уже могла после школы вывести Завьера на долгую прогулку и не упасть замертво, правда, бегать пока еще не получалось. И еще я продолжала рисовать, с удивлением убеждаясь, что мой стиль стал намного увереннее и изящнее, чем раньше — видимо, шестьдесят два года стазиса не прошли для меня даром. Раз в неделю я продолжала посещать доктора Биджа. И продолжала, почти против воли, любоваться Брэном.
* * *
— Ты не принесла мне сегодня свои работы? — спросила доктор Биджа, когда я вошла в кабинет.
Я помотала головой. Прошло почти четыре недели после того странного случая лунатизма, и за все это время я ни разу не вспомнила захватить один из своих рисунков перед уходом из дома.
— Простите.
— Но я вижу, что ты захватила альбом для набросков, — приподняла бровь Мина. — Не хочешь показать мне какие-нибудь из них?
Эта просьба меня удивила.
— Но это же просто наброски, — сказала я.
— И что? Не обязательно показывать мне «Джоконду».
— Ладно, — пожала плечами я, протягивая ей свой альбом.
За этот месяц я заполнила в альбоме гораздо больше страниц, чем выполнила домашних работ в ноутскрине. Сначала шли пейзажи.
— Расскажи мне о них, — попросила Мина.
— Просто пейзажи, — сказала я.
— Где ты их рисовала?
— Гмм… В основном на уроках, — призналась я. Среди этих набросков почти не было пейзажей в цвете, но мне показалось, что Мине понравились даже черно-белые рисунки. В основном это были пейзажи с грозами — они часто снились мне во время стазиса.
Мина пролистнула несколько страниц:
— А это кто? Брэн?
Я нервно облизала губы.
— Нет. Это Ксавьер. — Я и забыла, что рисовала его в этом альбоме. Вот недотепа. Все это время я старательно избегала любого упоминания о своей прошлой жизни, а теперь своими руками вручила Мине ключ к нему.
— Кто такой Ксавьер?
— Один человек… которого я знала… раньше.
Я кожей чувствовала, что ее переполняют вопросы — все незаданные вопросы о моей прошлой жизни. Я ни разу не дала понять, что хочу поговорить об этом, и, к чести Мины, надо сказать, что она уважала мое нежелание. Вот и сейчас она просто перевернула страницу.
— Это Набики и Отто.
— Да, я узнала, — кивнула Мина.
— Вы знаете Отто?
— Отто похож на тебя. Думаю, его все знают, — ответила она.
Но я уловила в ее ответе нечто такое, на что мне, наверное, не следовало обращать внимание.
— Он тоже ваш клиент? — бухнула я.
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала Мина. — Если тебе интересно, спроси его сама.
Я вздохнула.
— Не могу. Он не хочет со мной разговаривать.
— Ты очень удивишься, когда узнаешь, сколько всего он может рассказать, если ты ему позволишь, — осторожно заметила Мина.
— Я и так это знаю, — хмыкнула я. — Но он не хочет до меня дотрагиваться. Его почему-то пугает мое сознание.
— Вот оно что, — задумчиво протянула Мина. — Он не говорил тебе, почему?
Я помотала головой.
— Набики не смогла точно перевести то, что он сказал.
— А ты пыталась спросить его лично?
— Говорю же вам, он не хочет со мной разговаривать.
Мина слегка улыбнулась.
— А ты не пробовала связаться с ним по Сети?
Я уставилась на нее, как на ненормальную.
— Но он же не разговаривает! Он не пользуется сотовым.
— Я имела в виду, через ноутскрин, — поправилась Мина. — Насколько я знаю, Отто отлично пишет.
Об этом я даже не подумала. Признаться, я вообще почти не открывала свой ноутскрин, не говоря уже о том, чтобы писать в нем.
— Я подумаю об этом, — пообещала я и перевернула страницу альбома. — Вот это Брэн.
Мина улыбнулась:
— Очень красивый мальчик. Ты только посмотри на его глаза!
Я молча уставилась на его глаза.
— Я знаю, — очень тихо сказала я. В этом наброске я специально выделила глаза Брэна. Казалось, они сияли с затененного лица. Глаза Брэна постоянно притягивали меня, поэтому я стала переносить их на бумагу.
Я поселила в свой альбом всех, кто сидел со мной за одним столом за обедом, поэтому Мина без труда смогла найти портреты учеников, о которых я упоминала во время сессии. Перевернув очередную страницу, она снова наткнулась на портрет Ксавьера.
— Ага, это опять тот же мальчик, что и раньше, — узнала она. — Только здесь он моложе. Это его младший брат?
— Нет, — сказала я. — Это тоже Ксавьер. Я его знала очень долгое время.
— Как долго?
Мне стало больно.
— Всю его жизнь, — ответила я.
И тогда Мина задала мне первый за все это время серьезный вопрос о моем положении.
— Ты скучаешь по нему?
Я хотела отмахнуться и сменить тему, но почему-то не стала этого делать.
— Каждый день, — ответила я. — Но я стараюсь о нем не думать.
— Но ты его рисуешь.
