Глава 3
После пресс-конференции Гиллрой отвел меня обратно в комплекс Юникорн. Ах, старый знакомый комплекс Юникорн, жемчужина Юнирайона, сердце ЮниКорп! Ох, узнаю эти милые коридоры! Кстати, они почти не изменились за шестьдесят лет.
На деле жилой комплекс Юникорн являлся довольно любопытным местом. По сути, это был кондоминиум, но такой, перед которым все обычные кондоминиумы должны были съежиться и умереть со стыда. Мои родители построили его, когда мне было семь лет, сразу после возведения головного здания ЮниКорп, вокруг которого начал быстро разрастаться Юнирайон. Строго говоря, это был скорее не кондоминиум, а огромный особняк со множеством больших и просторных апартаментов.
Все апартаменты были изолированы друг от друга, однако в кондоминиуме имелась центральная кухня с командой первоклассных поваров, которым можно было в любое время дня и ночи заказать самые изысканные блюда, доставлявшиеся в квартиры ливрейным лакеем. Повара, уборщики, конюхи, чистильщики бассейнов и садовники нанимались менеджерами комплекса, которыми раньше были мои родители, а теперь — семья Брэна. В комплексе имелось два бассейна, открытый и закрытый, настоящая финская сауна, теннисные корты, несколько джакузи, спортзал и огромный внутренний сад. Кроме того, здесь были бальные и банкетные залы, биллиардные, собственный театр и конюшни. Все это богатство предназначалось для жильцов двадцати квартир, в которых проживало не более сорока человек. Разумеется, все жильцы принадлежали к высшему менеджменту ЮниКорп. Сам Гиллрой жил здесь еще десять лет тому назад, пока не приобрел собственный особняк за пределами Юнирайона.
Жилой комплекс Юникорн с его неслыханной роскошью, отвечавшей вкусам, желаниям и возможностям самых высокопоставленных лиц ЮниКорп, был выстроен в конце столетия, когда из-за демографического взрыва стоимость земли взлетела до космических высот. В то время как простые семьи не могли позволить себе собственные земельные участки и частные дома, в Юникорне были доступны любые удобства, причем без малейших усилий. Моя мама управляла этим комплексом, а папа занимался делами ЮниКорп.
В детстве я почти не пользовалась бесчисленными возможностями наших владений. Мне нравился только сад, волшебный оазис природной гармонии в мире идеально организованного комфорта. Я проводила много времени в саду, сначала одна, а потом с Ксавьером, но лошади, бассейны и теннисные корты не вызывали у меня никакого интереса даже в те благословенные времена, когда я не страдала острой стадией стазисного истощения. Честно признаться, я никогда не была спортивной девочкой.
Гиллрой пропустил меня в знакомый лифт, обитый дубовыми панелями, и мы медленно поднялись на второй этаж. Я затаила дыхание. Сейчас я познакомлюсь со своими новыми родителями и увижу свою новую-старую квартиру! Шестьдесят два года стазиса изменили меня до неузнаваемости. Я превратилась в настоящего инвалида: у меня постоянно слезились глаза, не хватало сил подняться по лестнице, и я не могла удержать в желудке даже стакан воды. Интересно, сильно ли изменилась квартира после того, как у нее сменилось столько арендаторов?
Два человека встречали нас перед дверью. Два безукоризненных, шаблонных совершенства, выглядевших так, словно их специально инструктировала целая команда агентов по рекламе. Возможно, так оно и было. Мужчина был чуть ниже среднего роста, с редеющими на макушке волосами, в скромном сером костюме. При виде меня он улыбнулся, но улыбка получилась несколько вымученной.
Что касается женщины, то она была безупречна, словно сделана из чистейшей сахарной ваты. На ней был белоснежный льняной костюм с юбкой и туфли на высоких каблуках, делавших ее ноги похожими на паучьи. Ее темные волосы были причесаны так гладко, что казались пластмассовыми, а идеальное лицо так густо напудрено, словно его опылили из пульверизатора.
А я… Несмотря на несколько часов макияжа и укладки и на целомудренный розовый с белым кашемировый свитер и детские туфельки, в которые заставил меня влезть личный стилист Гиллроя, я чувствовала себя неопрятной и жалкой рядом с этой парой.
Гиллрой не заметил, что я запнулась. Он решительно шагнул вперед и похлопал мужчину по спине, как старого доброго приятеля.
— Ну вот, познакомься с Барри и Патти Пайфер, своими новыми родителями! — воскликнул он, как ведущий ток-шоу.
Я сглотнула. Мне никто ничего не рассказывал об этих людях. Мне лишь сообщили, что я буду не первым их ребенком и что их тщательно проверили на «соответствие занимаемой должности».
Гиллрой продолжал разглагольствовать, сообщив нам троим несколько незначительных подробностей друг о друге. Патти чопорно улыбалась, Барри радостно скалился, но больше смотрел на Гиллроя, чем на меня или свою жену.
— Я решил, что будет лучше, если вы сначала познакомитесь здесь, а потом покажете Розалинде ее новый дом. Так сказать, сломаете ледок! — Я опустила глаза на свои атласные туфельки. Наверное, в этом наряде я выглядела двенадцатилетней девочкой.
Наконец, Гиллрой сердечно распрощался с нами, пожал руку Патти и снова крепко похлопал Барри по спине. Уходя, он по-хозяйски потрепал меня по плечу.
Мы с семьей Пайферов уставились друг на друга. Наконец, Патти одарила меня еще одной затверженной ослепительной улыбкой.
— Готова познакомиться со своим новым домом?
— Но ведь это ее старый дом, Патти! — расхохотался Барри.
— И тем не менее, — возразила Патти. — Я думаю, это не совсем одно и то же! В основном мы оставили все по-прежнему. Квартира была меблирована, но мы пригласили бригаду рабочих, чтобы они вынесли все вещи прежних арендаторов и привели в порядок твою комнату. Ты готова?
Я пожала плечами. Рано или поздно все равно придется войти.
При жизни моих родителей наша квартира была обставлена дизайнерской мебелью персикового или серовато-белого оттенка. Мой дом всегда представлялся мне чистым холстом, на котором я могу нарисовать все, что мне хочется видеть. Далее картины, которые собирала моя мама, по большей части были бледными пастелями. Поэтому можно представить, как я была поражена, когда наша бесцветная, блеклая квартира вдруг встретила меня всеми оттенками теплых природных тонов.
Диван в гостиной был темно-зеленый с желтым, кресла немного не подходили к нему по цвету, но выглядели вполне удобными. На стенах висели картины, оставшиеся от прежних жильцов. Мне они понравились, особенно пейзажи в стиле Дали, чем-то похожие на некоторые мои работы.
Столовая была выполнена в колониальном стиле и, утратив изящество, приобрела функциональность, так что теперь интерьер стало гораздо труднее испортить. Это мне тоже понравилось. Кухня оказалась единственным местом, полностью избежавшим переделок, разве что плиту и холодильник заменили более современными моделями. Присмотревшись, я увидела на технике логотип фирмы «Нео-фьюжн». В мое время автономные системы марки «Нео-фьюжн» были слишком дорогим удовольствием даже для богатых жильцов Юникорна.
Практически вечный генератор «Нео-фьюжн» был основным патентом ЮниКорп, первым вкладом в создание межпланетной корпорации. До того как я погрузилась в стазис, он использовался только в очень дорогих приборах, на центральных электростанциях, в межпланетных космических аппаратах и для редких автономных систем, типа моей стазисной капсулы. Как видно, теперь такие аккумуляторы широко использовались даже в домашнем хозяйстве.
— Вот твоя комната, — сказал Барри, открывая передо мной дверь в коридоре. Ту самую дверь, которая была в моей старой комнате. Судя по тому, как Гиллрой суетился вокруг меня, я рассчитывала увидеть королевскую спальню.
Но когда дверь открылась, я изумленно захлопала глазами. Наверное, им удалось разыскать фотографию моей комнаты в каком-нибудь старом компьютерном архиве, потому что передо мной было практически то же самое, что и шестьдесят два года назад. С незначительными изменениями — поменялся узор на ковре, обновился стиль мебели, появились драпировки других цветов — но стоявшая в углу кровать была застелена покрывалом такого же нежно-розового оттенка, какое было у меня. На стене даже висела репродукция одного из этюдов Моне с водяными лилиями, правда, не того, что был у меня.
