XXV. Личные сведения, проливающие свет на его годы трезвости
Преданность доктора Боба движению и программе АА никогда не мешала его семейной жизни; скорее, она делала ее богаче. В течение 1940–х годов они с Анной продолжали жить просто, без каких?либо претензий, в своем скромном доме. Здесь они делили родительские радости, печали и товарищеское общение со своими друзьями.
«То, как он любил свою семью, его преданность своим детям, Анне и своему дому, — вспоминает Дороти С. М., — было поразительно. Он был одним из самых преданных семье мужчин. И своим друзьям — их он тоже любил».
До выхода на пенсию дни доктора Боба проходили в рутинной работе в госпитале, в офисе, и в клубе, где он отдыхал. В течение большей части его жизни в Акроне ланч доктора Боба проходил в Городском Клубе, где толстые ковры и гобелены, декорированные панелями стены, камины и клубные кресла давали убежище автомобильным баронам и людям солидных профессий, приглашая подремать, почитать газеты, поиграть в карты или поговорить. В дни своего пьянства доктор Боб часто приходил сюда, чтобы смешаться с послеполуденной толпой в баре или даже спрятаться в какой?нибудь комнате. Но после того, как он перестал пить, он ходил туда, чтобы наслаждаться общением со своими многочисленными друзьями вне программы.
В полдень вы практически всегда могли видеть его за одним и тем же столиком в углу мужской обеденной комнаты. Здесь, в течение более чем десяти лет, его обслуживала одна и та же официантка, Нэнси. Доктор Боб всегда приветствовал ее фразой: «Ну, как ты сегодня, друг мой верный?» Они были хорошими друзьями. Пока Нэнси подавала ему его простой ланч, состоящий из дыни или грейпфрута, супа, молока или кофе, и его любимого бостонского пирога с кремом, они говорили о ее жизни. Однажды Нэнси, которой в тот день нездоровилось, разозлилась так, что вышла из себя и швырнула корзину с крекерами в другого официанта. Доктор Боб предостерег: «Ну, ну, друг мой, не позволяй мелочам раздражать тебя». На следующий день он прислал ей книги «Когда человек думает» и «Библию на бегу».
Нэнси всегда была рада обслужить доктора Боба и его друзей. Часто, когда за столом происходили бурные дискуссии или споры, она спрашивала его, почему он ничего не сказал. Он отвечал: «Уже слишком много было сказано». Он был «таким хорошим и добрым человеком, и у него была такая простая вера в молитву», — рассказывает Нэнси.
После ланча, если позволяло время, доктор Боб присоединялся к своим друзьям, игравшим в бридж или джин рамми. Он был асом в этих играх и почти всегда выигрывал. Во время игры он никогда не злился. У него была привычка поддерживать непринужденный разговор во время игры. Друзья говорили, что это могло бы выводить из себя, если бы это не было так смешно, что они не могли не смеяться.

Как гласит одна история, доктор Боб часто заявлял, что глупо воспринимать игру в бридж всерьез. Когда они с Анной были во Флориде, Боб предъявил свое кредо одному милому незнакомцу, ставшему впоследствии его партнером в турнире по бриджу. Они выиграли в тот день, но огорчили своих «серьезных» противников так сильно, что один из них заметил: «Если бы вы делали ставки правильно, и играли по правилам, вы бы никогда не выиграли!»
«Несомненно», — ответил доктор Боб в своей лаконичной манере, получая первый приз.
С другой стороны, сохранилось воспоминание Элджи Р. о том, как она сидела за карточным столом с доктором Бобом в качестве партнера: «Я играла бридж–аукцион, не имея ни малейшего представления о том, как торгуются, — рассказывает она. — Я сделала ставку, он тоже, и я подумала, что у него хорошие карты. Я начала задирать ставки до небес. Никогда не забуду выражения его лица. Оно было таким страдальческим. В конце концов, он поднялся и сказал: “Знаете, я сомневаюсь, что когда?нибудь сяду играть в бридж”. Позднее я спросила его об этом, и он ответил: “Элджи, бридж требует сосредоточенности. Иногда, когда я веду машину, я использую навыки бриджа”».
Возможно, он отказывался принимать бридж всерьез только тогда, когда выигрывал. Как гласит старая покерная поговорка: «Победители смеются и шутят, а проигравшие говорят: “Реванш!”» Как бы то ни было, все, знавшие доктора Боба, единодушны в том, что он редко играл в карты с АА–евцами. А если играл, то не на деньги.
Дэн К. вспоминает такое высказывание доктора Боба: «Если один из твоих джокеров побьет карты другого парня, он потеряет голову. А когда он потеряет голову, ты же знаешь, что он сделает — он напьется». Поэтому, по мнению Дэна, доктор Боб стремился не смешивать игру в карты и сообщество АА.
У Элджи было другое объяснение. «Он нечасто играл в бридж с АА–евцами потому, что среди них просто не было достойных его партнеров».
«Он мог сказать, какие карты у вас на руках после трех раундов», — вспоминает Смитти, чей отец играл с Сиднеем Лэнгом, одним из самых выдающихся игроков в бридж своего времени.
А о том, чтобы Смиты играли вместе, как партнеры, если верить Элджи, «Анна всегда говорила: “И в мыслях не держу. Даже не предлагайте!” Она играла с другими женщинами, пока мы сидели на собраниях, но не с Доком».
На самом деле Анна и сама весьма прилично играла в бридж, и позже они с Бобом играли?таки против Смитти и его жены Бетти. «Они научили нас некоторым тонкостям, — говорит Бетти. — Оба они были мастерами».
По какой?то необъяснимой причине карманы доктора Боба всегда были полны серебряной мелочи. Это могло быть отголоском тех неуправляемых дней в «беличьем колесе», дней постоянной борьбы, когда он старался припрятать в кармане сумму, достаточную для покупки кварты, или просто потому, что ему нравилось, как они звенят. Но были моменты, когда у него в карманах скапливалось до десяти долларов мелочью. «Я думаю, он их раздавал», — говорит Сью. Зачастую подарок был уже и не мелочью. «Он часто давал кому?нибудь фин (пятидолларовую купюру)».
Смитти пишет, что в последние годы его родители жили замечательной жизнью. «Они не только продолжали давать надежду и оказывать поддержку всем, кто к ним приходил, — расказывает он, — но также ездили по стране и встречались с участниками некоторых новых групп, стараясь помочь им в их трудностях и болезнях роста, через которые сами уже прошли».
Во время одной из таких поездок Боб встретил Филиппа П. Томпсона, своего соседа по комнате в Дартмуте.
«Примерно через 40 лет после окончания, — рассказывает Фил, — меня угораздило стать секретарем нашего класса. После того, как я написал письма множеству людей, я получил эту книгу об АА от Боба. Когда у меня появилась возможность просмотреть ее, я понял, какая замечательная работа была проделана. Я написал Бобу, и тот ответил, как он рад, что я, по крайней мере, не забыл его. Он прочитал в моих письмах, что я обычно езжу на Дилрей Бич (Флорида) зимой. Он спросил меня, собираюсь ли я туда ехать в этот раз, и сообщил, что он хотел бы поехать со мной. Я рассказал ему все, что я знал о Дилрей, и после этого совсем забыл о нашем разговоре.
В ту зиму, стоило нам с женой приехать в Дилрей и войти в ресторан к завтраку, как метрдотель сообщила нам, что некая пара будет рада видеть нас за своим столиком. Я сказал своей жене: «Это, должно быть, Боб Смит, но я не представляю, что из этого получится».
Интересный у нас получился завтрак. Боб оказался все таким же тощим, долговязым и неугомонным, и все также поглощал чудовищные количества кофе. Он говорил на языке улиц, удивляя и мистифицируя этим мою жену. К своей супруге он обращался при этом исключительно «юбка» и «крошка».
Его история заинтересовала меня чрезвычайно. Во Флориде Боб был нарасхват среди людей, приехавших со всех концов страны, и все они были обожавшими его очаровательными людьми.