Какая дерзость, слышишь, друг?
Свободной я родилась.
Тебя от крика отучу!
В последний раз судил ты.272
Эй! Косы подожгите ей!
Ай, ай, ай, ай!
Тепло тебе?
Тепло? Какое! Стой! Уймись!
Полью, и розой расцветешь.
И так дрожу, насквозь промок.
Так что ж, ведь у тебя огонь.
У огонька согрейся!
Когда ж конец придет распутству женскому
Тимпанам женским, праздникам Сабасия
И оргиям на крыше в честь Адониса?273
За Демостратом слово. Предлагает он
Отправить флот в Сицилию, а женщины
Вопят и пляшут: «Ай, ай, ай, Адонис мой!»
Набор в Закинфе предлагает Демострат,
А женщины на крыше скачут пьяные:
«Увы, увы, Адонис!» Так-то женщины
Перекричали горбуна негодного.
Вот каково оно, злонравье женское!
А что б сказал ты, если б этих тварей нрав
Водою из кувшинов. Видишь — мокрые
Трясем рубашки, как пеленки детские.
И поделом нам, Посейдон свидетель мне!
Ведь сами помогаем мы распутничать
Своим же женам и разврату учим их,
А после их проделкам удивляемся.
Один заходит к золотых дел мастеру
И говорит: «Кузнец! Вчера за танцами
В любимом ожерелье у жены моей
А мне на Саламин уехать надобно.
Так ты ко мне зайди сегодня под вечер
И половчее ключик вставь жене моей».
Другой приходит к рослому сапожнику,
Не по летам здоровому и крепкому,
И говорит: «Сапожник! У жены моей
В подъеме что-то жмет и тесно пальчику.
А пальчик нежный! Так к полудню, милый мой,
Ты к ней зайди и растяни немножечко».
В заботах о деньгах для корабельщиков
Я, ваш Советник, прихожу к Акрополю,
И что ж — войти мне запрещают женщины!
