А сколько бедствий город испытал других!
Нет, никогда с тобой мы не расстанемся!
Так что же. В жены Жатву ты возьми себе,
На хуторе живи с ней, чтоб росли у вас,
Цвели и зрели грозди виноградные!
Так подойди ж и дай поцеловать тебя,
Поспать мне будет с Жатвой после долгих лет?
Нет, коль запьешь настойкою полынною.
Возьми с собой и Ярмарку. И отведи
Ее в Совет. Там место ей законное!
Совет, блаженство ждет тебя с женой такой!
Какая будет выпивка трехдневная,
Жратва какая: почки, пышки, потрохи!
Гермес дражайший, будь здоров!
И ты, прощай!
Дружок, будь весел и не забывай меня!
Нигде жука не видно.
А куда ушел?
Впряженный в колесницу Зевса, молнии
Влачит.
Бедняга! Чем же он прокормится?
Сыт будет Ганимедовой амвросией.
А как мне вниз спуститься?
Не робей! Вот здесь
Сойдешь, с самой богиней рядом.
Милые!
Сюда за мной скорей идите! Многие
Вас ждут, желаньем налитые сладостным.
Так иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугам223
Здесь воришек не счесть. Так и шарят, чего б утащить им и чем поживиться.
В оба глаза добро караульте! А мы обратимся к собравшимся с речью,
Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей.
Надзиратели палкой должны б были бить комедийных поэтов, что смеют,
Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно.
Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта,
Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа,
То тогда наш учитель высокой хвалы и славнейшей награды достоин.
Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей жалких,
Кто над хламом тряпичным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет,
Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил рабов горемычных,
Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой.
Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь:
«Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратью
На тебя навалилась треххвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?»
