карту, перевели её на немецкий, заменили все даты и переписали от руки чернилами. В таком виде эту карту сюда и скинули. Возможно, как-то местным врачам это и помогло. Хотя две недели я без сознания всё равно провалялась.
Ну, та пуля, что в левую руку попала – это несерьёзно. Даже кость не задета. Я уже достаточно свободно этой рукой пользуюсь. А вот вторая пуля вошла мне в грудь и пробила правое лёгкое. Хорошо, не застряла, навылет прошла. А то ещё и резали бы меня. Но по сравнению с Алёшкой мне повезло. Жалко Алёшку. Его убили.
Хотя стреляли по нам недолго. Тот полковник, что от отчаяния открыл огонь, даже половины ленты расстрелять не успел. Как только началась стрельба по детям, вся полиция на площади немедленно перешла на нашу сторону. И три десятка винтовок с улицы быстро этот пулемёт подавили. Минут же через десять подошли грузовики с эсесовцами. Аксман, как я его и просила, дошёл до Гиммлера и донёс ему мою версию событий. Обошлось почти без стрельбы. Рядовые после моих слов и так были в сомнениях, не дурят ли их. Лишь старшие офицеры, которым нечего было терять, немного постреляли. Но их было мало. Собственно, большинство из них разоружили их же собственные подчинённые.
Алёшке вот только не повезло. По-видимому, тот полковник с пулемётом как раз по флагу и целился. А Алёшка был знаменосцем. Мне же за компанию досталось. Я рядом стояла. Кроме Алёшки, погибли ещё шестеро мальчишек. И полтора десятка ранено. Там ведь тесно было. Расстояние небольшое, а дети мелкие. Потому, одна пуля могла сразу трёх-четырёх человек поразить.
Москва и Берлин долго препирались, выясняя, где именно нужно хоронить Алёшку. Гитлер хотел похоронить его на площади Александерплатц и воздвигнуть на его могиле монументальный памятник. Но, как ни крути, Алёшка – гражданин СССР. И родители его в Москве живут. Потому, хоронить договорились всё же в Москве, на Новодевичьем кладбище. Риббентроп смог отстоять лишь право Рейха взять на себя все расходы по транспортировке тела и по похоронам. Также, могильная плита для Алёшки была изготовлена в Берлине.
Видела я фотографию этой плиты. Кстати, её внешний вид, как художник, утверждал лично Гитлер. Гранитная плита. Наверху – барельеф Алёши. Под ним рядом – пятиконечная звезда и свастика. Ниже – обе его посмертные награды. Звезда Героя Советского Союза и Рыцарский крест Железного креста. Надпись на плите на двух языках – по-русски и по-немецки. А тело Алёши в Москву сопровождал специальный отряд из трёх десятков пимпфов. Тех, что шли тогда рядом с ним, в одном строю. Они и на похоронах присутствовали.
Кризис окончился. Блин, Гитлеру ведь давали материалы по покушению на него в 44-м! А он не внял. Выводов никаких не сделал. Всё те же знакомые фамилии. Они всё равно выползли! Людвиг Бек, Ганс Остер, Артур Небе. И адмирал Канарис вместе с ними. Это главные. А вот с Борманом пока не понятно. Утверждает, что его самого обманули, а так он весь фюреру предан. Врёт? Да чёрт его знает. Пока живой, под домашним арестом сидит. Остальных же на рояльных струнах повесили. Брр. Но Гитлер сказал, что верёвки они не достойны. Жестоко? Возможно. Но наши ничуть не лучше. Урода Власова в 46-м году тоже на рояльной струне повесили.
В смысле, это он у нас был уродом. А тут… Товарищ Сталин хорошо поддел меня. Я сама-то с кем общаюсь каждый день, а? И Андрей Андреевич Власов – генерал-майор РККА. Кавалер ордена Ленина. И это он сейчас командует у нас 1-м Иранским фронтом. Очень успешно командует, кстати. Власовцы вот-вот соединятся со 2-м Иранским фронтом под командованием Рокоссовского, а там и Тегеран займут. У них там революция началась, как товарищ Сталин и обещал.
Революция. Ага. Я, конечно, блондинка и пионерка. Но не дура. Полтора десятка бузотёров с парой неисправных винтовок на всех – это их 'революционная армия'. Единственной их задачей было – спрятаться и не отсвечивать, пока советские танки не придут на помощь 'свободолюбивым иранским трудящимся, стонущим под гнётом жестокой репрессивной монархии'. Так в советских газетах писали. Ну, танки и пришли. Быстро пришли.
Мир окончательно сошёл с ума. Всё встало с ног на голову. И здесь теперь слово 'власовец' – вовсе не ругательство, как у нас. Тут это вполне уважаемые люди. Ближайшая аналогия в нашем мире – слово 'афганец'. Деда Миша у меня тоже 'афганец'.
Да, кризис завершился. Если не считать казнённых и военных, погибших в перестрелках, то он унёс жизни шестерых берлинских пимпфов, Алёши Никонова и ещё одной нашей советской девочки. Тани Лисицыной. Той самой, что приезжала в гости к Геббельсу. Она была самой младшей в группе девочек и очень любила молоко. Потому и выпила его больше, чем другие. Её организм не выдержал.
Я сама не слышала выступление Геббельса по радио, так как валялась в то время без сознания. Но мне рассказали, что Геббельс превзошёл самого себя. Он говорил больше двух часов, а в конце даже расплакался в прямом эфире. Может, и специально, конечно, но всё равно. Впечатление от его речи у народа было огромное.
Геббельс сам, лично, летал в Москву сопровождать гроб с Таней. И присутствовал на похоронах вместе со своей дочерью Хельгой. И вместе с Хельгой хотел вернуться в Берлин. Но не смог. Уже в аэропорту произошёл неприятный инцидент. Таня была единственным ребёнком у своих родителей и те очень сильно переживали её гибель. А Хельга Геббельс успела привязаться к ним и не смогла бросить их в такой момент. Опасалась, что те могут что-то сделать с собой, если оставить их одних. Прямо в аэропорту Хельга отказалась лететь в Берлин и заявила, что должна задержаться в Москве. Ведь у Геббельса есть ещё пять детей, а у Лисицыных никого больше нет. В общем, Хельгу оставили ещё на две недели.
Совсем стемнело уже. Спать, что ли лечь? Да ну. Надоело. И так сплю всё время. Жалко, считалок нет. Почитала бы что-нибудь. А тут только бумажные книги есть. Их читать неудобно. Во-первых, тяжёлые. Во- вторых, свет нужно включать. Я же в темноте люблю читать. А страницы бумажных книг светиться не умеют. О-хо-хо.
Опп. Гитлер пришёл. Опять? Чего? Кино смотреть? Что-то интересное? Правда, что ли? Ладно, давай кино смотреть. Всё равно делать нечего.
В мою комнату вносят портативный кинопроектор, а на стене напротив моей кровати эсесовцы развешивают экран. Всё готово. Я поудобнее устраиваюсь на подушках, в комнате гасят свет, а оператор включает свой аппарат. Что это Гитлер показать мне хочет?
Звучит знакомая мелодия, и на экране я вижу заставку передачи 'Die Deutsche Wochenschau'. Чего за фигня? Номера выпуска нет. Вместо номера – надпись: 'октябрь 1941, специальный выпуск'. Что же это такое?
Дальше – ещё интереснее. Конкретно этот выпуск ведёт не Гарри Гизе. За кадром я слышу знакомый голос самого Йозефа Геббельса. Тот сам, лично, комментирует. На экране – пески пустыни. Сахара, как объясняет Геббельс. Германский гений. Величие арийского духа. Невероятное и непобедимое чудо-оружие. Устоять невозможно!
Так, я не поняла. Это что ещё за вундервафлю они тут изобрели, пока я в отключке валялась?..
Глава 22.
Снимали явно с низко летящего самолёта. Бронированный гигант то и дело скрывался в облаке разрывов, но всё равно, внешне не повреждённый, постоянно выбирался из него и упрямо полз со скоростью среднего пешехода к линии фортов, пихая перед собой танковый минный трал и периодически постреливая из своего монструозного орудия главного калибра. Ползущие следом за ним четыре штурмовых орудия время от времени высовывались из-за спины своего могучего родственника и разряжали пушки куда-то в сторону противника.
Да, красиво. Талантливо сняли. Операторы – молодцы. Я всё равно остаюсь при своём собственном мнении по поводу 'Маусов'. Во многом, оно совпадает с мнением Гудериана. Я, как и он, считаю, что это полное убожество. И тем большее уважение вызывает у меня Роммель, который смог найти достойное применение этому, на мой взгляд, совершенно бесполезному аппарату.
Сепцвыпуск 'Die Deutsche Wochenschau' заканчивается картиной награждения победителей. Шесть человек экипажа 'Берлина' стоят перед своим танком, а Роммель лично пожимает каждому из них по
