Джозеф знал. Пришел-прикончил-ушел. Поджег домик только, да и все. Сложность – лишь в советских патрулях на каждом шагу.
Здесь так не будет. Охранять Драгомирова станут не хуже, чем Сталина в сорок третьем. Шах, опять же, и его гвардия тоже в стране присутствуют не просто так. Да и такого количества людей у Джозефа здесь нет.
'Зато я готовлюсь уже долго. Гораздо дольше, чем следовало бы, по-хорошему говоря. Но надежно', – уверенность пришла вместе с превращением мелко изорванного кусочка газеты в пепел.
Уничтожив шифровку, пусть даже всего несколько человек в мире и могли ее опознать в этом клочке бумаги, 'Ахмед' глубоко вздохнул. Все же прибытие Драгомирова задачу усложнило как бы не на порядок – и на это следовало отреагировать.
Итак, есть три недели. Выступление советского лидера и шаха на площади – через двадцать два дня. Вручать клинок будут. Самое, казалось бы, время для атаки.
Но именно этого и будут ждать все спецслужбы. Атаки именно во время публичного выступления. И невольно расслабятся, запихнув Драгомирова с шахом в лимузин – русский без перса не поедет, оскорбление же.
Именно на пути с площади Сталина акция и должна состояться. Со взрывами, стрельбой и прочими радостями жизни. А напоследок – всегда есть страховка-снайпер, ждущий шанса в девяти сотнях метров от посольства Советского Союза.
Проблема в том, что снайпер сможет сделать только один 'чистый' выстрел. А цели вполне может быть две – шах и Драгомиров. И в кого прикажете стрелять?
По идее – в шаха. Все-таки первичной задачей Стражински являлся Иран. А возглавляющий Советы русский подвернулся, по большому счету, случайно и от главной задачи отвлекать не должен бы. Но это именно что стратегический выбор. Драгомиров или шах? Шах или Драгомиров? Что важнее – притормозить Советы сейчас, но не получить Иран, или получить Иран, но только лишь уверить русских в правильности пути?
За убийство именно Драгомирова было множество аргументов. Одним из важнейших, в рассматриваемом цэрэушником варианте, оставался тот, что смерть шаха могла, в общем-то, к победе и не привести. Если русские войска среагируют оперативно, то переворот закончиться не успеет. И озверевшие большевики снесут к чертям собачьим всякое сопротивление.
С другой стороны, если шах останется жив, то переворота не будет вообще. Ну, или, по крайней мере, он будет более чем затруднен. Ибо основная масса войск вполне способна сохранить трону верность. Ведь одно дело, когда трон пуст, и совсем другое – когда на нем сидит легитимный, в общем-то, правитель.
Так или иначе, дать ответ на этот вопрос Джозефу предстояло в ближайшие дни.
Серое сентябрьское небо над Киевом начинало ронять первые капли дождя, когда Генеральный Секретарь ЦК КПСС вышел из машины.
На могиле родителей Богдан задерживаться не любил. Слишком тяжело он здесь себя чувствовал, слишком укоризненно смотрел с памятника отец.
В столицу Украины Драгомиров прилетел ненадолго – до поездки в Иран оставалось совсем немного времени, а к правильному проведению провокации готово было далеко не все. Но время зайти на кладбище он выбрал.
Принес цветы. Налил в рюмку коньяк – отец принципиально не любил водку. Мама не пила вообще – ей Богдан налил сока. Не самое традиционное поведение, да. Но как-то так уж у него повелось.
Посидел на скамеечке, молча. Сидел под моросящим дождем без движения, долго – минут пятнадцать- двадцать. Потом тяжело поднялся и налил коньяку и себе. Отсалютовал отцу, улыбнулся маме. Выпил.
– Знаешь, батя, как все надоело. Эти интриги, эта политика. Нет, порой интересно, конечно, но устаешь от этого сильно, – Драгомиров разговаривал негромко, словно боялся, что стоящий в трех десятках метров охранник его услышит. – И девчонки еще. Никак не решусь. Вроде Алена нравится, причем сильно так, аж голову кружит. Но и Дарья тоже ничего. Тихая, спокойная…
Снова помолчал, прислушиваясь к тишине. Улыбнулся, будто что-то услышал.
– Знаю, что дурак. Иран этот, провокация. На кой мне все это нужно? Сидел бы себе в Москве, делал бы дело. Рано или поздно вылезли бы, мерзавцы. Но нельзя. Никак. Не могу я на съезд с этим идти, решить все надо… И с девчонками тоже.
– Боишься? – прошелестел ветер.
– Боюсь. Особенно с Аленой. Такая она вся…заводная. Таня тоже такой была. Ей бы она понравилась.
На могилу к Татьяне Драгомиров не ходил ни разу. Даже не пытался – понимал, что не сможет. Даже полтора десятка лет спустя. Слишком сильно любил. До сих пор.
