родов. Я считал, что ответственен за судьбу их единственного ребенка.
— Я понимаю вашу позицию, господин министр, но как быть с десятью процентами от суммы самого большого контракта вашего министерства?
— В один из дней войны, — продолжал говорить министр, словно не слыша сэра Хеймиша, — отец Виктора, находившийся на передовой в районе Сакатекас, увидел на минном поле молоденького лейтенанта, уткнувшегося лицом в землю, с ногой, искалеченной взрывом. Не думая об угрожающей ему опасности, он пополз через минное поле к лейтенанту и потом тащил его тело назад более трех часов. Он перенес тело лейтенанта в грузовик и доставил его в ближайший полевой госпиталь. Благодаря его усилиям у лейтенанта не отняли ногу, не говоря уже о том, что благодаря ему лейтенант остался жив. Как видите, есть хорошая причина доверить сыну Переса представлять правительственные интересы время от времени.
— Я согласен с вами, господин министр. Я только не могу понять, почему вы позволяете ему получать такой большой процент.
Министр, нахмурив брови, сказал:
— Боюсь, сэр Хеймиш, что если вы не понимаете этого, то вы никогда не поймете, согласно каким принципам мы, мексиканцы, живем.
Министр встал из-за стола и, прихрамывая, проводил сэра Хеймиша до двери.
Судебная ошибка
Иногда не знаешь, с чего начать. Но сначала позвольте мне объяснить, почему я сейчас в тюрьме.
Суд продолжался восемнадцать дней, и с того момента, как судья занял свое место, зал был заполнен до отказа. Присяжные уголовного суда в Лидсе почти два дня сидели в одной комнате, и прошел слух, что их мнения разделились. На скамье адвокатов поговаривали о том, что присяжные запутались в спорах и о пересмотре дела. Когда прошло больше восьми часов, судья Картрайт вызвал старшину присяжных и сказал ему, что не требуется, чтобы вердикт присяжных был единогласным: достаточно, чтобы его поддерживало большинство присяжных.
Сразу после этого послышался шум, и присяжные гуськом прошли на свои места. Представители прессы и публика поспешили заполнить зал. Все взгляды были устремлены на старшину присяжных. Это был толстый маленький весельчак в двубортном костюме и полосатой рубашке с цветастым галстуком- бабочкой. Он изо всех старался казаться серьезным. При нормальных обстоятельствах я с удовольствием выпил бы с ним кружку пива. К сожалению, я находился в обстоятельствах, далеких от нормальных.
Я поднялся по ступеням. Сев на скамью подсудимых, я обвел глазами зал и опять заметил на галерее блондинку, которая каждый день появлялась в зале суда. Интересно было бы знать: она посещает все сенсационные процессы об убийствах или ее чем-то привлек именно этот? Я ее совершенно не интересовал, ее взгляд, как и взгляды всех присутствующих, был устремлен на старшину присяжных.
Секретарь суда в черной мантии и парике зачитал с листа текст присяги, который, наверное, знал наизусть.
— Прошу старшину присяжных встать.
Толстый маленький весельчак медленно поднялся со своего места.
— Будьте добры ответить «да» или «нет» на мой вопрос. Вынесли ли присяжные вердикт, который они одобрили большинством из десяти голосов?
— Да, мы вынесли.
— Господа присяжные, находите ли вы обвиняемого виновным или невиновным?
В зале суда стало тихо, как на кладбище.
Я пристально смотрел на старшину присяжных, на его цветастый галстук-бабочку. Наконец он прочистил горло и сказал…
Я познакомился с Джереми Александром в 1978 году на курсах международного бизнеса в Бристоле. 56 британских компаний, стремящихся распространить свой бизнес на Европу, послали своих представителей на семинар, чтобы познакомиться с законодательством Европейского сообщества. Компания «Купер», которую я представлял на семинаре и председателем которой был, к тому времени имела 127 перевозочных средств и была одной из самых больших частных компаний, занятых перевозкой грузов.
Фирму основал мой отец в 1931 году, и сначала у нее было всего три перевозочных средства, из которых два были гужевые, а перерасход кредита в местном банке составлял всего десять фунтов. В 1967 году фирма стала называться «Купер и сын», у нее уже было 17 грузовиков и она доставляла товары по всей Северной Англии. Но старик отец по-прежнему твердо стоял на том, чтобы превышение кредита было не больше десяти фунтов.
Во время спада я предложил расширить поле деятельности, может, даже выйти на континент. Но отец не хотел слышать об этом. «Нет смысла рисковать», — заявил он. Он с подозрением относился к каждому, кто родился южнее реки Хамбер, не говоря уже о тех, кто жил на другой стороне Ла-Манша. «Если Бог отделил нас от них полосой воды, значит, у него на то были веские основания», — сказал он свое последнее слово по этому вопросу.
Когда он ушел на пенсию в 1977 году — ему исполнилось семьдесят, но он не хотел уходить, — я стал председателем компании и начал проводить в жизнь некоторые идеи, которые обдумывал в течение последних десяти лет и которые отец не одобрял.
Европа была только началом расширения деятельности моей компании — я хотел, чтобы через пять лет компания вышла на фондовый рынок. Но я понимал, что для этого мне потребуется превышение кредита по крайней мере в миллион фунтов. Это означало, что надо открыть счет в банке, руководство которого принимает вклады не только от тех, кто проживает в Йоркшире.
Именно в это время я узнал о существовании тех самых курсов международного бизнеса и записался на семинар в Бристоле.
Семинар открылся в пятницу. Перед слушателями выступил с речью глава европейского директората курсов. После этого слушатели разбились на восемь небольших групп, каждой из которых руководил эксперт в области законодательства стран Европейского сообщества. Я входил в секцию, которой руководил Джереми Александер. Мне он понравился, едва начал говорить, и могу сказать без преувеличения, что он вызвал у меня чувство благоговейного страха. Он был в высшей степени самоуверенным человеком и — как я впоследствии узнал — мог без видимых усилий представлять убедительные аргументы по любому вопросу, начиная с превосходства Кодекса Наполеона над британским законодательством и кончая бездарностью англичан при отбивании мяча в крикете.
В течение часа он прочел нам лекцию об основных отличиях судебной практики и судебного процесса между странами-членами Сообщества и затем ответил на все наши вопросы, связанные с законами о коммерции и компаниях. Он даже нашел время объяснить нам значение «уругвайского цикла». Я и все члены нашей секции, не уставая, записывали в блокноты его слова.
В час дня был устроен перерыв для ланча, и я сел за столик рядом с Джереми. Мне пришла в голову мысль, что он мог бы быть идеальным советчиком в моих европейских деловых начинаниях.
Разрезая пирог с запеченным красным перцем, я слушал, что он говорит о своей карьере. При этом я думал, что, будучи ровесниками, мы родились, выросли и стали взрослыми в совершенно различной среде и при совершенно разных обстоятельствах. Отец Джереми, по профессии банкир, бежал из Восточной Европы за несколько дней до начала Второй мировой войны. Поселившись в Англии, он англизировал свою фамилию, послал сына в Вестминстерскую частную школу и затем в Кингс Колледж в Лондоне изучать юриспруденцию. Джереми окончил колледж с отличием.
Мой отец родился в одной из йоркширских долин и был всем обязан только самому себе. Он настоял на том, чтобы я ушел из школы, получив только среднее образование. «В течение месяца я научу тебя, каков реальный мир, лучше, чем университетские типы в течение целой жизни», — часто повторял он. Я
