— Спроси его, когда он собирается уйти на пенсию, потому что тогда я выйду отсюда днем позже.
На этот последний вопрос я уже знал ответ.
Войдя в комнату и увидев суперинтенданта, я подумал, что ошибся. Я ни разу не спрашивал Дженкинса, как выглядит Хакетт, и за последние дни в моем воображении возник образ какого-то супермена. Человек, который стоял передо мной, был на пять сантиметров ниже меня — мой рост составляет метр семьдесят пять — и был худым как жердь. На носу его сидели очки в роговой оправе с толстыми линзами — очевидно, у него была сильная близорукость. Если бы на нем было потертое кожаное пальто, то он сошел бы за судебного исполнителя, собирающего долги.
Сэр Мэтью выступил вперед, чтобы познакомить нас. Я крепко сжал руку полицейского.
— Благодарю вас за то, что вы приехали ко мне, суперинтендант, — начал я. — Не хотите ли присесть? — прибавил я затем, как будто он заскочил ко мне домой выпить шерри.
— Сэр Мэтью на этом настаивал, — сказал Хакетт хриплым басом с йоркширским выговором. Голос никак не вязался с его тщедушным телом. — Скажите мне, Купер, чем я мог бы помочь вам? — спросил он и сел в кресло напротив меня. Мне показалось, что в его голосе явно слышались циничные нотки.
Он открыл блокнот и, положив его на стол, ждал, когда я начну свою историю.
— Пишу только для себя, — пояснил он, — чтобы не забыть относящиеся к делу детали. Они могут потребоваться в будущем.
Спустя одиннадцать минут я закончил краткую версию жизни и приключений Ричарда Купера. Я уже несколько раз рассказывал эту историю самому себе всю прошедшую неделю, чтобы изложить ее как можно короче. Нужно было оставить Хакетту время для вопросов.
— Если бы я поверил в правдивость вашей истории — я недаром сказал «если», — вам следовало бы объяснить, что, как вам кажется, я могу для вас сделать.
— Через пять месяцев вы должны уйти на пенсию, — сказал я, — и мне интересно знать, какие у вас планы на будущее.
Он медлил с ответом, и я понял, что застал его врасплох.
— Мне предлагают работу в администрации Западного Йоркшира.
— Сколько они будут вам платить? — спросил я без обиняков.
— Я буду работать неполную неделю. Три дня в неделю первое время. — Он снова заколебался. — Двадцать тысяч в год, с договором на три года.
— Я стану платить вам сто тысяч в год, но хочу, чтобы вы работали полную неделю. Полагаю, вам потребуются секретарша и помощник. Возможно, это будет инспектор Уильямс, который уходит на пенсию в то же время, что и вы. Я буду также выплачивать зарплату вашим сотрудникам и ренту за офис.
Я видел, что суперинтендант проникся ко мне уважением, хотя старался, чтобы я не заметил этого. Он сделал несколько заметок в блокноте.
— Чего вы ожидаете от меня взамен?
— Самого простого. Я ожидаю, что вы найдете Джереми Александера.
— Господи! — сказал он уже без всяких колебаний. — Значит, вы в самом деле невиновны. Сэр Мэтью и начальник тюрьмы уже пытались убедить меня в этом.
— Если вы найдете его раньше, чем через семь лет, — продолжал я, не обращая внимания на его реплику, — я выплачу еще пятьсот тысяч, положив их в любое отделение любого банка в любой стране согласно вашим указаниям.
— Банк «Мидланд» в Брадфорде меня прекрасно устроил бы, — ответил Хакетт. — Только преступники считают необходимым класть деньги в заграничные банки. — Хакетт встал и испытующе посмотрел на меня. — Последний вопрос, мистер Купер. Почему семь лет?
— Потому что по прошествии семи лет моя жена сможет продать акции Александера, и он тотчас станет миллионером.
Суперинтендант кивнул головой.
— Спасибо, что пригласили меня для беседы, — сказал он. — Уже давно я не испытывал удовольствия от посещения кого-либо в тюрьме, особенно обвиняемого в убийстве. Я самым серьезным образом обдумаю ваше предложение, мистер Купер, и дам вам знать о моем решении в конце этой недели. — Он повернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Спустя три дня Хакетт прислал мне письмо, в котором принимал сделанное ему предложение.
Мне не пришлось ждать пять месяцев — Хакетт уволился из полиции через две недели. Я также стал выплачивать зарплату двум его коллегам, которые ушли из полиции и стали работать с ним. К тому времени я уже продал все свои акции, так что проценты по вкладу составили более четырехсот тысяч в год. Поскольку я имел бесплатную квартиру и стол, расходы, связанные с Хакеттом, не слишком обременяли меня.
Я бы с радостью поделился деталями того, что случилось со мной в течение следующих месяцев, но я был очень занят передачей разного рода информации Хакетту и изучением нескольких юридических книг: на дневник не оставалось времени.
Следующей важной датой была апелляция.
Мэтью — по его просьбе я перестал называть его «сэр» — храбрился и старался показать, что уверен в положительном результате апелляции. Он сказал мне, что доволен составом апелляционного суда. «Это честные и справедливые судьи», — повторял он все время.
Однажды вечером он был чем-то опечален и в ответ на мои вопросы рассказал, что его жена Виктория умерла от рака несколько дней назад. «После стольких страданий она наконец обрела благословенный покой», — сказал он.
Впервые я почувствовал себя виновным перед ним. Все эти полтора года мы обсуждали только мои проблемы…
Наверное, я был первым заключенным в тюрьме Армли, к которому вызвали портного. Мэтью считал, что я должен предстать перед апелляционным судом в новом костюме, поскольку за это время я похудел на шесть килограммов. Когда портной сделал все необходимые обмеры, я потребовал, чтобы Дженкинс вернул ему зажигалку, хотя разрешил ему оставить себе сигареты.
Спустя десять дней меня в пять часов утра вывели из камеры. Мои товарищи стучали жестяными кружками по дверям своих камер. Таков был обычный способ показать администрации, что они верят в невиновность заключенного, отправляющегося в суд. Словно звуки величественной симфонии, это высоко подняло мой дух.
Меня отвезли в Лондон на полицейской машине в сопровождении двух тюремных смотрителей. Мы ни разу не останавливались и приехали в город в начале десятого. Когда машина была уже в столице, я стал смотреть в окно на спешащих в свои офисы людей. Если бы кто-нибудь из них увидел меня сидящим на заднем сиденье в новом костюме, но не заметил, что я в наручниках, он, наверное, решил бы, что я крупный полицейский чин.
Мэтью ждал меня на ступенях суда Олд-Бейли с огромными папками под мышкой. «Мне очень нравится ваш костюм», — сказал он, пока мы поднимались по ступеням. Затем мы прошли в зал, где должна была решиться моя судьба.
Вновь я стоически переносил свое пребывание на скамье подсудимых. Сэр Мэтью поднялся со своего места и обратился с речью к трем судьям апелляционного суда. Он говорил примерно час и, слушая его, я подумал, что мог бы изложить все факты так же, как он, хотя, конечно, не так красноречиво и, безусловно, не так убедительно. Он подчеркнул тот факт, что Джереми оставил свое имущество Розмари, которая продала дом семьи Куперов, обратила в деньги все принадлежащие ей акции, быстро оформила развод и исчезла из поля зрения, прихватив по крайней мере семь миллионов фунтов. Интересно, какая часть этой суммы перешла в руки Джереми?
Сэр Мэтью несколько раз напоминал судьям, что полиция так и не нашла труп, хотя перерыла половину Лидса.
Моя надежда укреплялась с каждым новым фактом сэра Мэтью. Но когда он закончил речь, меня
