на свалке”. Вот, исходя из изменения концепции, какие три вещи принципиально важны для агента, беседующего с главой разведки, посылающего агента в Россию? Во-первых, ему важно, чтобы у него было право голоса, причем такое же, как у посылающего его человека. Чтобы он мог сказать: “Нет, не поеду”. Ролз это называет “равные права свободы”. Во-вторых, ему существенно, чтобы раз уж он бомж, оказавшийся на свалке, чтобы можно было сделать карьеру и потом, может быть, стать миллионером с кадиллаком, секретаршей. Значит, его интересует вертикальная мобильность, открытость позиций для карьеры. И наконец, разрывы ведь могут быть разными. Почему обязательно бомж? Может, просто работница текстильной фабрики — та точка, с которой надо начинать карьеру. Вот это третий критерий, который касается, так называемых справедливых неравенств, то есть тех неравенств, которые, с точки зрения контрактарианской теории Ролза, обеспечивают улучшение положения тем, кто находится в нижних позициях этих самых неравенств.
Казалось бы, имея эти три критерия, дальше можно построить некую модель справедливости. Но я бы оставил эту работу философам и романтикам, при этом, честно говоря, я полагаю, что модель совершенной справедливости построить невозможно. Не потому, что люди плохие, а потому что люди разные. Проблема состоит в том, что разные люди должны договориться о том, каковы эти самые правила. Какие должны быть разрывы, как должны быть устроены лифты и как должен быть обеспечен равный доступ к правам свободы. Оставим теперь в покое не только философов, но и британскую разведку и гарвардский университет. Давайте перенесемся теперь на российскую почву и попробуем понять, какие факторы будут влиять на позицию людей. Как по каждому критерию могут различаться взгляды каждой группы населения?
Начнем с равного доступа к свободам. Вообще, почему с этого надо начинать? Джон Ролз говорит о первом лексическом правиле, о том, что вся модель справедливости не работает, если свободу можно обменивать на благосостояние. Это довольно важное положение, я считаю, что мы имеем сильную отечественную иллюстрацию того, почему и как это положение работает. На сегодняшний день представления о справедливости в обыденном сознании во многом связаны не с будущим, а с прошлым. Утверждается, что такая справедливость была в Советском Союзе. Причем так, шаг за шагом мысль движется назад, потому что вроде бы при Брежневе все было не совсем так, и коррупция была. И при Хрущеве не совсем так, номенклатура уже кристаллизовалась, вот при Сталине очень четко работал один из трех названных критериев — вертикальный лифт. Человек мог с самого низа подняться до самого верха. Каким путем? Выдвиженчество и донос. Доносом легко убирается тот, кто вверху, и выдвиженец движется выше, выше и выше, правда потом может тоже стать жертвой такого доноса. Это лифт, который движется на крови. А почему он так движется? Потому что люди отдали права свободы в обмен… Я не могу даже сказать, что на социальные гарантии, потому что социальные гарантии пришли позже. Скорее на возможности развития, на возможности выхода из патриархального состояния. Действительно работали многие институты. Например, армия была институтом справедливости, в том смысле, что рабоче- крестьянская красная армия — это один из этажей, или один из способов как подняться наверх из крестьянской глубинки. Но на самом деле, нарушение первого правила приводило к искажению всего остального. Потому что, если даже люди этого не помнят, то последующие исследования это показали, что не было там никакого имущественного равенства, потому что Мансур Олсон, американский экономист, он вообще сказал, что сталинская система по существу придумала особый налог, инфрамаржинальный налог, там изымался не прибавочный труд, а необходимый. На чем все держалось? В самом низу, в колхозной системе? На том, что забирали даже семенной фонд, но этим обеспечивалась работоспособность, а дальше чем выше положение, тем меньшую долю необходимого забирают, и большую долю прибавочного продукта добавляют. Но надо сказать, что эта система не только несправедлива в системе разрывов, но и неэффективна. Потому что в итоге за системой распределителей скрывалась очень странная результирующая картина. Член ЦК он ведь за своими заборами и закрытыми дверями распределителя получал примерно уровень благосостояния европейского среднего класса. Я подозреваю, что и член политбюро ЦК получал несильно больше, но может быть, это был upper-middle class. До высшего класса-то они не поднимались.
Действительно, если ломается первое звено в этой модели, даже если работает такая штука как вертикальная мобильность, дальше начинаются серьезные проблемы и вся модель начинает рассыпаться. Однако, с этим первым критерием есть великая проблема, которая и обусловливает разные отношения людей к первому критерию справедливости. Какая проблема? Права свободы — это не только благо, это ещё и большие издержки, которые надо нести. Этими правами надо распоряжаться. И вот когда становится ясно, что это работа, оказывается, что есть два фактора, которые будут воздействовать на то принимают на себя люди эту работу или нет. Первый фактор — это образование. Потому что образованный человек легче управляется с правами свободы, он снижает издержки. Второй фактор — это достаток, имущественное благосостояние. Потому что даже если некий богатый человек не сильно образован, но он понимает, что принимаемые в государстве решения сильно повлияют на размеры его благосостояния, будут увеличивать или уменьшать размеры его активов, тогда у него появляется другой мотив пользоваться правами свободы. Может быть, он не очень умело ими пользуется, но зато ему понятна выгода или проигрыш оттого, что он не пользуется или хорошо пользуется этими правами свободы.
В итоге у нас получается, что вообще-то есть три варианта отношения людей к этому первому критерию справедливости. Поскольку мы в России, давайте применять российские образы. Стоит, как положено богатырь перед камнем и читает: “Налево пойдешь — голову потеряешь” — работающая модель сталинского лифта. “Направо пойдешь — покой потеряешь” — очень много прав свободы, с которыми нужно управляться. Ну можно ещё прямо идти, по центру. Можно ещё вручить часть прав свободы, делегировать их государству. Тогда голос потеряешь. Куда ни кинь, все равно приходится чем-то платить за то, что досталась такая неприятность как права свободы. В итоге действительно в зависимости от двух факторов, образования и имущественного достатка, люди будут избирать разный путь. Именно поэтому все развитые демократии вообще-то выросли из цензовых демократий, которые именно по этим двум факторам и строились, имущественному и образовательному. И великая проблема России была в том, что она не прошла через фазы последовательного расширения свободы, через которые прошли все, включая США. Замечательные вещи сказаны в американской Конституции, но если почитать внимательно материалы Филадельфийского конгресса, то там ссылка будет, что все это говорится о белых джентльменах, обладающих имуществом; и только потом происходило постепенное расширение прав. Что совершенно немыслимо повторить в современных условиях. Если говорить о том, как это происходило в России, об этом подробно говорил Георгий Федотов в статье “Россия и свобода”, а я бы сказал кратко, что вывод из этой работы замечательного философа Серебряного века сложил наш современник Михаил Михайлович Жванецкий, который сказал: “История России есть история борьбы невежества с несправедливостью”. Это про первый критерий. Я думаю, что это очень правильно. Потому что именно через эти факторы определяется разное отношение разных групп людей: имущественный достаток и образование.
Второй критерий. Лифты. Давайте скажем сразу, лифты могут быть устроены очень по-разному. Лифт может быть с лифтером, без лифтера, с мотором, без мотора, может быть просто лифтовая шахта, по которой карабкаются люди наверх. Вот здесь оказывается, что соотношение активного и пассивного населения в стране, оно очень важно для того, чтобы понять, как люди будут относиться к той или иной системе лифтов. Кому-то достаточно, что шахта проложена, а кто-то хотел бы пользоваться моторизованным лифтом с лифтером. Если говорить о российской исторической традиции, то вообще, конечно, долгие века вертикального контракта, или авторитарного режима, однажды перешедшего в тоталитарный, они не способствовали активности населения. Точнее говоря, они развивали очень специфические виды активности населения. Например, активность, направленную не на приобретение власти или позиций, а на самосохранение, самовыживание, приспособление. Колоссальная адаптивность российского населения стоит на этом специфическом виде активности, но в зависимости от того, обладает ли эта группа теми или иными характеристиками активности или пассивности, это будет относиться к тому, им нужны лифты вообще, или они предпочли бы, чтобы их на этих лифтах возили, или им эти лифты не важны.
Третий критерий, который связан с разрывами доходов. Здесь, между прочим, главные споры экономистов, потому что нобелевский лауреат Джон Харшани, возражая философу Ролзу, говорил, да с чего вы взяли, что в целом совершенная модель справедливости базируется на улучшении положения самого бедного и несчастного человека в стране? Это не так. Это было бы так только в одном случае, если бы у
