— И что ты предлагаешь?
— Сначала, я хочу послушать тебя, Гейдар-аскер. Что предлагаешь ты. Ты хочешь прийти на Восток? Но зачем он тебе?
Алиев долго думал, прежде чем ответить.
— Афганистан кое-что нам показал, Ахмад-муаллим. Он показал, что мы беспомощны. Мы можем иметь десять тысяч атомных бомб — но мы не в силах справиться с маленькой, горной, отсталой страной. Нам чего-то не хватает. Но самое главное — о нашей слабости знают наши враги. А это очень опасно — когда твой враг знает о твоей слабости.
— Американцы? — спросил кади
— И не только, но в основном они.
— А стоит ли беспокоиться, Гейдар? Разве они знают больше нашего? Разве они свои на Востоке? Ты знаешь, что такое нусра?
— Нет.
— Нусра, Гейдар — это помощь. По крайней мере, те, кто смотрят на форму, а не на суть — думают, что это так. Но на самом деле нусра это не совсем помощь в нашем понимании слова. В мире, в котором живет ты и я, за помощью следует рахмат[86]. В том мире за нусрой может последовать удар ножом в спину. Американцы пришли в Пакистан и думают, что если они платят, то они и заказывают музыку. Американцы пришли на Ближний Восток, и думают, что если у них есть авианосцы, то их будут уважать. Они дают нусру тем, кого готовят на погибель нам — но на самом деле они готовят погибель себе самим. Те, кто пришел в Пакистан учиться искусству войны — они родом не из наших краев. Они родом с Востока, из Эмиратов, из Саудовской Аравии, из Судана, Египта, Марокко. Когда они выучатся — они пойдут домой и понесут пожар стихов войны[87] в своих душах.
— Пока что они идут на нас.
— Вот то-то и оно. Пока что. Когда говорят пушки — разведке делать нечего.
— Есть Пакистан.
— Пакистан это не Восток. Это страна, где правит человек, который забыл о том, что все мы ходим под Аллахом. Это легко исправить. Но это — не Восток.
Алиев молчал
— Гейдар-аскер, когда мы говорили с тобой последний раз, я попросил тебя об одном. Не лукавить передо мной, ибо я старый человек.
— Я не могу сказать больше того, что сказал.
Судья снял кепку, стряхнул с нее снег. Снова надел.
— Можно и не говорить. Я догадался, о чем речь.
Алиев снова ничего не сказал
— Много времени есть? — в лоб спросил Хасанов
— Думаю, что нет. Расклад простой — мы или они. Сражение будет происходить там. Там — будущее, там люди, но самое главное — там нефть.
— Год?
— Да. Может больше, может меньше.
— Это мало — сказал старик после раздумий
— Что есть.
— Тогда надо искать друзей.
Самолет долго не сажали — пыльная буря, говорили о том, чтобы уходить на другой аэродром. Январь- месяц плохой погоды в Ираке, но самое страшное пекло будет позже, в самом начале весны, тогда же начнутся настоящие пыльные бури, когда человек не видит пальцев на вытянутой вперед руке. Но все равно — садиться по метеоминимуму Тикритского аэропорта было нельзя и первый пилот, опытнейший подполковник советских ВВС послал гонца в небольшую кабину, расположенную сразу за пилотской, где сидели несколько человек в штатском.
— Товарищ Маршал Советского союза, разрешите обратиться?
Старик в штатском и в старомодной серой шляпе поднял на офицера глаза от какого-то журнала, с самолетом на обложке, который он читал. Журнал был на английском
— Обращайтесь.
— Товарищ Маршал Советского союза, командир корабля, подполковник Тихоненко просит вашего разрешения уйти на запасной аэродром — сказал бортмеханик, внутренне робея: не каждый день капитан обращается к маршалу
— Интересно… сказал старик с иронией, перекрикивая шум — а если я буду управлять войсками, я обращусь за советом к подполковнику Тихоненко?
— Извините… товарищ Маршал Советского союза… есть…
Бортмеханик бросился обратно в кабину, докладывать. Старик сказал сидящему напротив него человеку средних лет толстяку, с которым он работал в принципе то по одной специальности
— Вот в этом то и проблема, Юрий Дмитриевич
Председатель Государственной технической комиссии, Герой социалистического труда, заведующий отделом ЦК КПСС Юрий Дмитриевич Маслюков согласно кивнул
Подполковник Тихоненко, выслушав сбивчивые слова бортмеханика, мрачно глянул в самолетный блистер, где бесновалась песчаная стихия, и выругался так, что диспетчер Тикрита, учившийся на диспетчера в СССР, едва не уронил наушники
— Один раз умирать. Садимся…
Огромный Ил сел без происшествий — офицер только в последний момент принял штурвал на себя, когда штурман, находящийся в остекленном носу самолета истошно заорал — земля!
Несколько автомобилей Мерседес-560, белые как один, потому что на Востоке черные машины быстро превращаются в душегубку для едущих в них, ждали самолет, вылетевший из Ростова на Дону в одном из ангаров, по сигналу они быстро выехали на бетонку, набирая ход и догоняя самолет, почти невидимый в бушующей пыльной буре.
— Погода как по заказу… сказал один из сидящих в машине на заднем сидении людей, среднего роста, толстый и усатый — никто ничего не увидит.
— Аллах Акбар… — сказал другой пассажир машины, не такой толстый как первый, среднего роста, чем-то похожий на первого
Первый — его звали Али Хасан Абд аль-Маджид ат-Тикрити — незаметно покосился на брата с испугом и недоумением. Он знал, что в сегодняшнем Ираке нет человека, могущественнее его, за исключением его брата, и сыновей его брата, Удея и Кусея, младший из которых руководит Амн-аль-хасс, президентской охраной. Он знал, что брат прикажет его уничтожить только в одном случае: если тот организует заговор против него или не сообщит о заговоре, как только ему станет об этом известно. Он прекрасно знал о подозрительности своего брата и о том, какую систему он придумал, чтобы не стать жертвой взбунтовавшейся армии как король Фейсал или генерал Касем, которого расстреляли прямо в телестудии, а потом показывали два дня на всю страну его труп. Показывали, как один из расстрельщиков, лейтенант по чину, когда включали камеру — плевал в лицо генералу Касему, уже мертвому. Сейчас такое почти невозможно: за каждым из офицеров следят трое равных ему по званию и положению, узнав о том, что тот за кем они наблюдают, связался с подозрительными людьми, они обязаны донести. Если они не донесут, и свершится покушение на Раиса — казнят всех четверых. Точнее не четверых — Раис требовал за покушение казни не только причастных, но и всех членов его семьи. По всей стране колесили большие холодильные полуприцепы, закупленные в СССР, они останавливались в городах и воинских частях для
