того, чтобы забрать казенных, их тела увозили в неизвестность, не давая хоронить — обычно либо сжигали, либо растворяли в кислоте, чтобы на земле не осталось и следа от предателей. Счастье было тем, кого просто расстреляли — людей переезжали танками, бросали под каток или под поезд, сжигали заживо, погружали в ванны с серной кислотой. Все это было только ради одного — чтобы внушить непроходящий, неизбывный страх[88].
Али был вознесен братом так высоко, как только это возможно, в Багдаде было не протолкнуться от аль-тикрити, племени из Тикрита, тех с кем маленький Саддам играл в пыльных подворотнях Тикрита в солдатиков, им прощалось все — грубость, откровенная глупость, воровство — но за все это следовало платить преданностью, собачьей, нерассуждающей преданностью. По-иному на Востоке править нельзя, правило 'я и мой брат против моего двоюродного брата, я и мой двоюродный брат против всего остального мира' никуда не девалось, оно было верно при любом режиме и любом строе и полные благих намерений кончали как генерал Касем или Нур Мухаммед Тараки. Но Али Хасан Абд аль-Маджид ат-Тикрити не мог понять своего брата, он не мог прочесть его мыслей, спрятанных за двойной завесой — непроницаемых черных очков, которые он так любил носить и не менее непроницаемых глаз. Он не мог понять, верит ли брат в Аллаха или он безбожник и мунафик. Все-таки Али — да и сам Саддам родились в семье, где почитали, как могли Аллаха и сам он тоже, хоть и вырос — верил в Аллаха и в воздаяние. Он никак не могу понять брата и его игру, и оттого страшился, не знал, какового его место в ней, или вообще никакого нет. Брат пытался играть одновременно в нескольких направлениях, он считал себя новым Навуходоносором — и одновременно писал кровью Коран, он покупал советское оружие — и в то же время заигрывал с американцами. Али Хасан отлично знал о том, что заигрывал, знал о том, с кем и как он встречался тайно, чтобы обсудить складывающееся на Востоке положение.[89] Они воевали против Ирана, против персов и шиитов, ставя тем самым на кон все — в стране большинство составляли именно шииты, а не сунниты — но тем самым брат примерял корону лидера и властителя всего арабского мира. Игра эта пугала Али, он знал, что брат рано или поздно доиграется — но он не смел сказать и слово против, просто делал то, что брат ему приказывал. Без разговоров, без рассуждений — просто делал и все.
Автомобили остановились около носа приземлившегося в песчаную бурю советского самолета, окружив его полукольцом, потом тронулись опять — те, кто прилетел в самолете, переместились в машины, прикрываясь газетами то ли от опознания, то ли от больно секущего по лицу, лезущего в глаза песка.
Кортеж остановился около вереницы ангаров, размерами просто огромных, предназначенных для тяжелых транспортных самолетов, которые Хуссейн тоже собирался закупить в СССР. Или… не совсем транспортных тяжелых самолетов, такое тоже могло быть.
Автомобили, один за другим въехали в один из пустых, гулких ангаров с бетонным полом, остановились ровным рядом. Здесь были столы и стулья, поставленные прямо рядом с дверьми, была вода в больших пластиковых баллонах. И были солдаты Амн-аль-хасс, их набирали из сирот, благо таких из-за войны хватало, обучали в особых училищах, эти бойцы были беспредельно верны и преданы Раису, отцу нации, и готовы были умереть за него.
Советскую делегацию, прилетевшую в Багдад, Саддам Хуссейн встречал лично. Уровень делегации был солидным — тридцать человек от министерств, примерно столько от разных других ведомств и организаций, возглавлял советскую делегацию член Политбюро ЦК КПСС Андрей Громыко. Основная задача делегации — провести дипломатические переговоры и согласовать сотрудничество по десяткам самых разных аспектов — от закупки оружия до строительства теплоэлектростанций и линий электропередачи.
Даже сам Громыко не знал, что его встречает не Саддам Хуссейн, встречает его двойник. Нет, не тот, что потом бежит на Запад и станет болтать, другой. Этот погибнет в девяностом во время одного из малоизвестных покушений на Раиса, за которое с запредельной жестокостью уничтожат сто сорок человек. Вот таков был Ирак — война за власть здесь не утихала ним на минуту.
Там же был и министр обороны Ирака Саид Туммах Аббас — он не был членом семьи президента, и этим было все сказано.
Настоящий же Саддам Хуссейн — действительно настоящий, сильно располневший за последнее время — придержал руку двоюродного брата, собиравшегося уже открыть дверь.
— Пусть сначала выйдут они, даже в мелочах давай понять, что ты хозяин, а они — гости. И не выходи, пока перед тобой не откроют дверь. Ты отвечаешь за армию, займи их, покажи то, чем мы богаты, но не обещай им ничего. И не проявляй видимого интереса к тому, что они говорят. Пусть дорого купят наш товар, каким бы он ни был.
— Да, абу Кусаи[90] — ответил Али.
Молодые воины из Амн-аль-хаас одновременно подступили к дверцам Мерседеса, открыли их, четко отступили на два шага, вскинули правую руку в салюте, отдавая даль Отцу Нации и его брату. Воистину, этот мир держится на традициях.
Русские уже стояли плотной группой, их было всего трое, из них один был Маршал Советского Союза, а второй — кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Увидев третьего, Хуссейн понял, что ему будет непросто — перед ним был его старый друг, бывший корреспондент ТАСС по этому региону Евгений Максимович Бирюков. Он знал Хусейна еще с тех пор, когда тот был простым военным, полковником.
— Я рад приветствовать вас в моем доме — произнес по-арабски Саддам Хуссейн
— Да пошлет Аллах удачу вашему дому, и да приведет он в порядок дела ваши, и да будет простерта над этой страной длань милости его — ответил Бирюков
— Хвала Аллаху, я рад слышать эти слова и я рад видеть советских товарищей, с чем бы они ко мне не прибыли.
— Аллах свидетель, мы прибыли с добром для друзей, и с расплатой для врагов, в том числе и той, которую я вижу прямо сейчас — Бирюков кивнул на плотно выстроенную в ангаре бронетехнику — но мои спутники не знают твоего языка, Раис и им нужен будет помощник, чтобы не только услышать, но и понять тебя и твою мудрость.
Бирюков не скупился на лесть, и в этом не было ничего такого. На Востоке так принято.
— Мои люди с удовольствием переведут для твоих людей сказанное мной и моим братом, которого я взял с собой, потому что он мой брат и помощник во всех делах моих. Мой брат с удовольствием покажет любому из вас, чем мы богаты и выслушает то, что вы хотите сказать. Что же касается тебя, мой друг — то ты можешь тем временем изложить то, с чем ты приехал мне лично, тем более что ты говоришь на моем родном языке лучше меня самого…
Начиная с начала восьмидесятых годов Ирак, как и все государства региона, стали свидетелями беспрецедентной операции 'Блокада', связанной с перекрытием западными странами каналов поставки вооружений, запчастей и военного снаряжения в Иран. Шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви к моменту своей отставки имел самую мощную армию в регионе, он сумел добиться поставок самолетов F14, хотя их не было ни у кого в регионе и даже самим американцам их не хватало, он заключил контракт на поставку новейших по тем временам F15, хотя их не было даже у Израиля, специально для него британская танковая промышленность разработала один из самых совершенных для своего времени танков под названием Шир — он до сих пор находится на вооружении британской армии под названием 'Челленджер'. Иран закупал вертолеты Белла и Сикорского, в том числе Кобра и Си Стэллион, самолеты С130, и гражданский Боинг-747 — все, что была самого лучшего у западной военной индустрии, шахиншах с радостью закупал. Но режим рухнул, рухнул хоть и с большой кровью[91] — но совершенно неожиданно для всех, и в руках фанатиков, худших из фанатиков, едва ли не равных большевикам — оказался арсенал, какого не было ни у кого в регионе. Поэтому — в войне Ирака и Ирана, во многом спровоцированной — Ираку помогали все, и США, и СССР и Франция, потому что это было выгодно всем — обезвредить и ослабить Иран, положить в бессмысленных сражениях озверелые толпы фанатиков, прущие на пулеметы — чтобы все это не выплеснулось за пределы одной страны.
Выгодно ли это было СССР? Ох, не факт. В восемьдесят втором шииты подготовили вооруженный мятеж в Саудовской Аравии, подготовили в пользу Ирана. Если бы мятеж состоялся — ни о каких низких ценах на углеводородное сырье в восьмидесятые не могло бы идти и речи, а американцам пришлось бы либо сдать регион — либо влезать в длительный и кровавый конфликт наподобие вьетнамского, срывая и
