метнулись вперед, высвечивая пыльную ухабистую дорогу, растущий в изобилии придорожный кустарник. Глухо бормотал дизель, тяжелая машина громыхала, переваливалась на ухабах, руль бил по рукам…
Зарево огней Хемлайи слегка высветило горизонт, разгоняя уже сгустившуюся тьму. Машина пошла ровнее — у населенных пунктов дороги всегда были ровнее и лучше, по мере сил и возможностей их ремонтировали сами местные жители.
Ротмистр посмотрел на часы.
— Пять минут! Подъезжаем!
— Внимание! — продублировали в кузове.
Хемлайа. Невысокие, окруженные заборами дома, кусты винограда прямо под окнами, пыль из-под колес…
— Одна минута! Приготовились.
— Приготовились!
Залязгали автоматные затворы, боевики в кузове в последний раз проверяли снаряжение, устраивались за мешками с песком, какие были привалены к невысоким бортам кузова, чтобы служить защитой от пуль.
На КПП было всего три бойца, причем двое из них, в нарушение устава караульной службы, спали. Один, самый младший, стоял у ворот, его автомат висел, как это и положено, за спиной, стволом вниз, и патрона в патроннике не было. Больше он думал о том, чтобы не свалиться и не заснуть, об отражении хорошо спланированного нападения он и помыслить не мог.
Грузовик с ходу проломил ворота, сидевший в кабине ротмистр очередью срезал не успевшего прийти в себя горе-часового, кто-то из кузова бросил гранату точно в открытое окно караулки. Хлопок, звон осыпающихся стекол, яркая вспышка внутри караулки — и путь свободен.
Нападающие хорошо знали расположение объектов воинской части — вольноопределяющийся безошибочно направил машину к казарме. Был поздний вечер, многие были в увольнительных, остальные либо уже «совершили отбой», либо сидели в комнате дежурной смены, абсолютно неготовые к бою.
Грузовик резко затормозил, один из боевиков встал в кузове в полный рост, вскидывая на плечо тяжелую кургузую трубу огнемета. Он целился по первому этажу, по тем окнам, где горел свет, по окнам караулки. Огненный факел метнулся к обреченному зданию, ворвался, пробив окно, лопнул сгустком раскаленной плазмы, миг — и здание вспухло огнем, выгорая изнутри. Больше у складов, на которых только стрелкового оружия хранилось не меньше, чем пятьдесят тысяч единиц хранения, защитников не было.
Бейрут, мечеть на улице аль-Хорж
Утро 01 июля 1992 года
Ни одному человеку Мы не давали вечной жизни
Каждая душа вкусит смерть
— Иннаа лилляхи ва иннаа илейхи рааджиъуун![137]
— Да иллаха илля-Аллах![138]
— Неверные закопают нашего вождя в могилу со свиньями! — истошно выкрикнул кто-то…
За спинами собравшихся у мечети застучал автомат — и, словно перекрикивая друг друга, ему ответили еще несколько…
Уже ночью в городе начались беспорядки. Серьезные, такие, каких не было уже давно. К утру бой шел уже в нескольких местах, но самое главное — он не прекращался. Наученные горьким опытом предыдущих десятилетий, террористы действовали по принципу: ударил — ушел. Сейчас же целые городские районы оказались в их власти, полиция и даже жандармерия не справлялись с ситуацией…
Тела погибших при ночной штурмовой операции лежали в полицейском морге, доступ к ним был строго ограничен. Прошел слух, что власти намерены даже в смерти отомстить тем, кто противостоял ей с оружием в руках, похоронив тела убитых на скотомогильнике, где хоронят свиней. И хотя в радиусе пятисот километров от города не было ни одной свиньи, на Востоке свиней не разводили, — волна слухов ширилась, леденящие душу подробности передавались из уст в уста. Немногие после намаза ушли от мечети, многие собрались в мадафе или просто около мечетей. И речи, произносимые там, призывали не к миру — они призывали к крови, к войне…
Имам мечети аль-Хордж был одним из тех немногих людей, что попытались встать на пути безумия, собственными телами подпереть готовую прорваться плотину. После намаза он вышел к верующим, ожесточенно о чем-то спорящим около мечети, поднял руку, требуя тишины…
— Опомнитесь, правоверные! — громко крикнул он. — Путь иблиса лежит перед вами, его губы нашептывают вам слова мести и крови. Опомнитесь!
— Но как же быть, когда русские не дают похоронить правоверного по законам шариата? — спросил кто-то имама.
— Правоверного? Вы называете этих людей правоверными?
— Но ведь они верили в Аллаха и в спасение и делали намаз так же, как делаем это мы…
— Вера правоверного проверяется не столько в словах, сколько в делах его! За этими людьми нет благочестивых дел, они сеяли кровь и смерть везде, где ступала их нога! Как можете вы…
В большом полицейском внедорожнике пополз в сторону люк, в полный рост поднялся снайпер, вооруженный штурмкарабином Драгунова с армейской оптикой; опершись локтями, он прицелился, задержал дыхание…
— …как можете вы ставить этих людей в ряд тех, кто живет…
Не договорив, имам схватился за горло и начал оседать, между сжатых судорогой пальцев заструилась алая кровь. Толпа слитно выдохнула…
— Вон они! — выкрикнул тот же самый, кто до этого кричал про свиней. — Это русские! Русские убили имама, русские убивают нас одного за другим! Русские нарушили договор с нами — воздадим же мучительным наказанием!
Часть вторая
