Чуть в стороне от меня лежал Иван Иванович, он лежал боку, спиной ко мне в какой-то странной, скрюченной позе, невозможно было понять, что с ним. Один из скорохватов был жив, он лежал выше меня, прижавшись всем телом к бетону, и держал в руках пистолет, но ничего не предпринимал. И еще один, последний из скорохватов, лежал буквально в двух шагах от меня. Он-то мне и нужен…
Скорохват был мертв — пули прошили его навылет, разворотив грудную клетку и живот. Пачкаясь в горячей липкой дряни, я зашарил по поясу и почти сразу наткнулся на знакомую стальную рукоятку. «Браунинг», пятнадцатизарядный, стандартный выбор полицейских. Один «браунинг» против четырех автоматов — мало, но хоть что-то.
Заглох сначала один автомат, потом второй — меняют магазины. Сейчас сменят — и начнется. Второй акт Марлезонского балета. Два других, прикрывая, редко стреляли одиночными, берегли патроны — такой момент упускать было нельзя…
Перекатился, на мгновение вышел из-за поребрика. Вот где надо благодарить Санкт-Петербургское нахимовское и офицеров, преподававших там «стрелковую подготовку», «ближний бой», которые вместо того, чтобы вывозить нас на стрельбище, до одури заставляли стрелять друг в друга из пневматики и пейнтбола. Скорее всего, ни один обычный пехотный офицер, привыкший стрелять из стрелковой стойки, на двадцать пять метров, не сделал, не смог бы сделать того, что сделал сейчас я. Оттолкнувшись левой рукой, я на мгновение показался над защищавшим меня бетонным гребнем, оценил ситуацию и сразу выстрелил. Всего один раз выстрелил — но этого хватило с лихвой. Одного из автоматчиков, стрелявшего из-за полицейского фургона, отбросило назад, на переносице появился третий, кроваво-красный глаз. Выстрелив, я снова упал на бетон, за поребрик и вовремя — в следующую секунду застучали все три автомата, противно засвистели пули. Со звоном лопнуло больничное окно, затем еще одно…
Повернувшись, я встретился взглядом с единственным оставшимся в живых скорохватом. Есть такое выражение — еще жив, но уже умер — это про него как раз. В глазах мутной волной плескался страх. Черт, как же их готовят слабо…
— Давай сюда!
Он покачал головой. Вот сволочь, как людей арестовывать — так нормально, а как… Зачем тогда пистолет с собой таскать? Но он был мне нужен.
Ползя по-пластунски, я оказался рядом с ним, частично прикрылся одним из лежащих на бетоне тел. Чем дальше от поребрика — тем больше шансов, что зацепит, даже рикошетом.
— Сюда слушай! Я иду вниз. Как махну рукой — стреляй. Хоть в воздух, понял?
Тот кивнул головой…
— Не подведи! Вон там укройся, там не достанет.
Сейчас ситуация была отчасти патовая — три оставшихся стрелка укрывались на стоянке, за машинами. Мы же укрывались на пандусе, выше их, защищенные толстыми, полуметровой высоты бетонными поребриками. Продвигаться вперед они явно не хотели — труп товарища хорошо дает понять, что на рожон лезть не следует. Но им надо действовать — и если хоть один из них пройдет, к примеру, с той стороны пандуса и окажется у самого подъезда — то сверху, от подъезда он расстреляет нас, как в тире. Такая мысль должна была прийти кому-то из нападавших в голову в самое ближайшее время, если уже не пришла.
Перекатываясь — так быстрее, чем по-пластунски, — я спустился по пандусу вниз, метров на десять. Залег — так, чтобы иметь возможность быстро вскочить. Махнул рукой и…
Грохот пистолетных выстрелов толкнул меня вверх, словно выстрел стартового пистолета на стадионе. На этом и строился мой план — отвлечь хотя бы на секунду стрельбой из другого места — и отстреляться самому.
План сработал — два автомата ударили выше, по тому месту, откуда велся огонь, я буквально взлетел над пандусом и встретился взглядом с одним из стрелков. Он подобрался к пандусу метров на десять, не больше и сейчас укрывался машиной, открывая мне весь бок. Его винтовка была направлена на то место, откуда велся огонь, перевести огонь на меня он не успевал. Тем не менее попытался — что-то выкрикнул, начал падать на спину — конечно же, не успел. Первой пулей я попал ему в бок, почти в подмышечную впадину, второй — чуть ниже. После такого — не живут. Отстреляться по остальным я уже не успевал — прикрыл голову руками, оттолкнулся как мог, прыгнул, перевалился через поребрик, ныряя вниз, как пловец в бассейн с вышки. Только вместо воды на выбор был либо капот стоящей первой в ряду машины, либо еще хуже — загаженный асфальт стоянки. Ударился об капот руками, едва не сломав шею, скатился вниз, опережая летящие в мою сторону пули…
Пистолет я, конечно же, выронил — при таком прыжке иначе быть и не могло. Но оружие было у того боевика, которого я убил двумя последними выстрелами. Он был жив, едва дышал, хрипло и натужно, оставалось ему немного, пуля в живот здоровья не прибавляет. Еще кое на что сгодится — например, послужит мне живым щитом от пуль. Завалившись за тяжелое обмякшее тело, я нащупал выпавший из рук боевика автомат, за рукоять подтащил к себе, глянул…
Оружие было совсем не то, какое обычно встречается в руках бандитов или боевиков-исламистов. Те пользуются купленным или украденным оружием, чаще всего русского производства, чуть реже — британского. Обычный старенький «Калашников» или какой-нибудь штурмкарабин — Драгунова или Токарева. Может быть — британский или германский пистолет-пулемет. Но никак не то, что я держал в руках.
Полупластиковая «MASADA», только что принятая на вооружение армии САСШ, причем не в обычном варианте под патрон североамериканского стандарта — а под наш, казачий патрон 7,62х45 и наш же старый стальной магазин к «АК». Ее у нас даже не продавали еще ни в гражданском варианте, ни в армейском — настолько новым было оружие. Читал в журналах — перевооружение на эту винтовку началось только в конце прошлого года, а про то, что существуют эти винтовки, сделанные под патрон русского стандарта, я вообще не слышал. Средней длины четырнадцатидюймовый ствол, короткий пламегаситель, коллиматорный прицел, тоже необычный — сверху защищенный ребристой стальной защитой в виде коробочки. Перезаряжается по германскому стандарту, не по стандарту САСШ — рукоятка затвора спереди справа, на цевье. Кстати, про перезарядку. Времени было мало, надо было двигаться — но не забрать снаряженные магазины у поверженного противника, остаться без патронов было бы глупо.
Снаряженных магазинов оказалось ровно четыре — одним из них я сразу заменил тот, что был в автомате. Сколько в том магазине оставалось патронов, я не знал и знать не хотел. Лучше заменить на полный, да еще три в запасе — вот теперь можно воевать. Целый боекомплект…
Снова застучал автомат, на сей раз только один. Тело боевика, которым я прикрывался от пуль, дернулось раз, потом еще раз, словно по нему ударили. Оттолкнув его в сторону, я вскочил, укрылся за машиной, за последней из стоящих в ряду. Подождал секунду — и перебежал к следующей, сменил позицию. Вдогонку полетели две пули, одна глухо шлепнула по кузову, вторая пробила стекло.
И тут до меня дошло. Странно, как я этого не понял раньше. Те звуки, что я принимал за далекие раскаты грома, на самом деле это ведь взрывы! В городе начался настоящий бой — и подмоги ждать неоткуда!
Значит, надо справляться самому.
Стрелял только один, где второй стрелок?! Это ведь классика — один отвлекает внимание на себя огнем, второй — не стреляя, прячась за укрытия, выходит на выгодную огневую позицию, скорее всего — с противоположной стороны от отвлекающего стрелка или с угла. И прижимают огнем с двух точек — окончательно. И бесповоротно.
