Тем временем гладиаторы решили больше нигде не задерживаться, пока не доберутся до Капуи.
Ириней, стараясь ободрить уставших товарищей, говорил им, что в имении Минуция они будут в полной безопасности, даже если туда за ними явится легионная конница.
Беглым ученикам Аврелия оставалось только гадать, откуда у Иринея такая хвастливая уверенность. Тем не менее это придавало им силы. Никто из них не заикнулся о том, что валится с коня от усталости и бессонницы.
Солнце уже стало клониться к закату, когда гладиаторы доскакали до перекрестка двух дорог — Аппиевой и Домициевой.
Последняя вела дальше на юг вдоль морского побережья. Аппиева дорога в этом месте поворачивала, огибая город Патрин, почти строго на восток и шла через Урбану к Казилину.
Отсюда гладиаторы продолжали гнать своих лошадей во весь опор и замедлили их бег на последнем длинном и утомительном подъеме дороги перед двумя преградившими путь полноводными притоками реки Саво.
Когда подъем закончился, беглецы одновременно с открывшейся их взору широкой речной долиной увидели примерно в полутора милях позади себя облако пыли и мчавшийся за ними по дороге конный отряд.
Это были преследователи.
— Дождались встречи! — воскликнул Сатир.
— Их не меньше тридцати, — хладнокровно установил Думнориг.
— Предлагаю дать им бой на свайном мосту! — крикнул Ириней. — Уж там-то они не обойдут нас с тыла…
В самом деле, продолжать бегство не имело смысла. На своих конях, измученных в течение дня почти непрерывной скачкой, гладиаторы не смогли бы уйти от преследователей, которые наверняка успели сменить лошадей. Поэтому все согласились с предложением Иринея.
В этот момент беглецы, решительно настроенные скрестить свои мечи с мечами римлян, не подумали о том, что у врагов могут оказаться луки и стрелы. Это оружие позволило бы им, не вступая в рукопашную схватку с искусными и отчаявшимися в своем безысходном положении людьми, легко перебить их всех до одного с расстояния нескольких десятков шагов.
Впереди было два моста, служивших переправой через два притока Саво, реки, основное русло которой проходило в нескольких милях восточнее Аппиевой дороги.
Ближний мост был деревянный, а второй, перекинутый через соседний приток, который находился от первого притока на расстоянии примерно одной мили, имел каменные опоры и назывался Кампанским.
Гладиаторы доскакали до первого моста и остановились возле него, решив здесь сразиться с римлянами.
— А не сжечь ли нам его? — как бы про себя сказал Думнориг, скользя взглядом по противоположному берегу реки.
— Сжечь мост? — переспросил Сатир.
— Сухого хвороста предостаточно, не правда ли? — указал галл товарищам на другой берег, густо поросший кустарником и деревьями.
— Вот славная мысль! — вскричал Ириней. — Ну и голова у этого арвернца!
— А я ничего не пойму! О чем вы говорите? — с недоумением спросил Багиен.
— Думнориг предлагает поджечь за собой мост, — сказал более сообразительный Астианакс.
— Поджечь за собой мост? Но успеем ли мы? — с сомнением покачал головой Сигимер.
— Нужно попытаться, — сказал Думнориг.
Гладиаторы поскакали по мосту на другой берег, уводя с собой запасных лошадей. Там они соскочили с коней, привязали их к стоявшим поблизости деревьям и принялись за дело: срубали мечами иссохшие кусты, ломали мертвые сучья деревьев и сносили все это на середину моста.
В это время Сигимер, достав спрятанные под чепраком своего коня огниво, кремень и трут, стал высекать огонь.
Очень скоро на мосту выросла целая гора хвороста, под которым германец и помогавший ему Багиен усердно раздували огонь.
Наконец нижние ветки хвороста загорелись. Огонь с треском пополз вверх, и спустя еще одну минуту над мостом взвилось огромное пламя.
Гладиаторы испустили торжествующий крик. И в этот момент из-за вершины холма на противоположном берегу реки показались всадники.
Беглецы, не обращая на них внимания, продолжали таскать на мост охапки хвороста и бросать их в пламя.
Уже занялись перила моста, когда к нему подскакали римские всадники.
Они были вооружены длинными спафами. За плечами у них были колчаны с луками и пучками стрел.
Всадники заметались по берегу, посылая проклятья возившимся на мосту гладиаторам:
— Подлые головорезы!
— Проклятый убойный скот!
— Погодите! Сдерем с вас ваши гладиаторские шкуры!
— Будете кормить на крестах воронье!..
Но это были вопли бессильной ярости. К огню уже нельзя было подступиться. Высушенные в течение многих лет под щедрым солнцем Кампании деревянные сваи моста быстро охватывало пламя. В реку падали горящие обломки перил и дощатого настила, которые подхватывало бурное течение.
Центурион, осознав, что беглецы ускользнули от него, в гневе приказал всадникам метать в них стрелы.
В это время мост стал рушиться и гладиаторы, неустанно подбрасывавшие в огонь пучки хвороста, поспешно его очистили.
Под градом стрел они выбрались на берег, причем Сигимер был ранен в грудь. К счастью для него, стрела была на излете и ранение оказалось легким, но крови германец потерял не меньше секстария, прежде чем товарищи сделали ему тугую повязку из разодранной туники.
Мост горел и разваливался на части.
Случись подобное летом, эта речка не стала бы для отважных апулийцев непреодолимой преградой. Но зима еще не кончилась, река вот-вот должна была выйти из берегов и поэтому сделалась шире и глубже обычного, к тому же скорость ее течения увеличилась, а вода в ней была очень холодна.
Сгрудившиеся у пылавшего моста апулийские всадники оставались беспомощными свидетелями еще одного особо тяжкого преступления, совершенного беглыми гладиаторами, ибо по римским законам любой виновный в преднамеренном поджоге приговаривался к смерти.
Но избавившиеся от своих преследователей беглецы меньше всего думали о преступной тяжести содеянного. Напротив, они не отказали себе в удовольствии некоторое время полюбоваться разрушительным делом своих рук. После этого они, вскочив на коней, погрозили кулаками толпе своих врагов на противоположном берегу и поскакали к Кампанскому мосту.
Часть третья
ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА ТИТА МИНУЦИЯ
