— Александр, — строгим голосом произнес я, — заканчивай сортировать порнуху. Я нашел разгадку.
— Какую, на фиг, разгадку? — Сашка прямо пылал негодованием. — Чего людей пугаешь, да еще и матом?
— Забей, — отмахнулся я. — Лучше послушай. Цитирую: '… в мозговой ткани предоставленных для исследования образцов обнаружены инородные вкрапления органического происхождения. Однако белковые цепочки, из которых данные вкрапления состоят, не характерны для местных организмов. Вкрапления равномерно распределены по головному мозгу, а также содержатся во всех значительных нервных узлах, включая спинной мозг. Обнаруженные вкрапления при жизни образцов каким-то образом были связаны с нервной системой. После гибели исследованного организма они были отторгнуты'. Круто, правда?
— Ну и что? — не понял Сашка. — Паразит какой-то? Так ничего особенного…
— Сейчас я тебе расскажу, почему на самом деле образовалась Мутагенка, — огорошил я напарника. — Интересно?
— Давай, колись уже.
— Дело было так. Я вчера пошерстил сеть в поисках информации по Мутагенке, и выяснил, что в этом районе был сбит легорийский универсальный крейсер с искусственным интеллектом. Причем его именно сбили, а не разнесли в клочья в воздухе. Чтобы такого эффекта добиться, нужно очень точно поразить какую-нибудь жизненно важную систему. Если попасть в двигатель, корабль тупо взорвется. То же самое с топливными баками. Про реактор вообще молчу, при его взрыве в радиусе десятка километров остаётся пустыня. Еще есть система управления — это десяток корректирующих дюз и гравигенератор. Чтобы корабль рухнул на землю, нужно повредить их все, что нереально. Но есть еще одно слабое место — искин. В кораблях Федерации они не используются, люди искусственному интеллекту традиционно не доверяют. Все управляющие цепи дублируются и постоянно контролируются пилотами. У легорийцев же немного другая система — управлять кораблем может один-единственный пилот, задающий основной вектор действия. Дальше вступает в игру искин корабля — здоровенный биокомпьютер, занимающий цистерну объемом с десяток кубометров. Связь тут прямая — чем больше биомассы, тем больше вычислительная мощность. Так вот, скорее всего пушки Базы-Центральной повредили капсулу искина, и биомасса начала рассеиваться над территорией нынешней Мутагенки. Корабль рухнул и взорвался, на месте падения образовалось озеро. Облучение, конечно, имело место, но не столь мощное, чтобы вызвать такие устойчивые, а главное, быстрые мутации. Во всем виноват легорийский биокомпьютер. Частицы биомассы, попадая на живые организмы, будь то растения, животные или люди, внедрялись в нервную систему и запускали программу перестройки организма. Адаптировали под свои потребности новые вместилища. Вот и объяснение поведению животных — когда их собирается много, образуется кластер из логических ячеек биокомпа, возникает коллективный разум. Животные начинают действовать осмысленно. Как только их набирается определенное количество, достаточное, чтобы образовать несколько кластеров, искин осознает себя единым существом. При этом коллективный разум трансформируется в единый мозг. Этот мозг не воспринимает отдельных особей-носителей как индивидуальные организмы, а управляет сразу всей общностью. Как раз тогда мутанты теряют инстинкт самосохранения и начинают давить массой. Все предельно просто. Когда количество животных уменьшается, начинается обратный процесс.
— Дела!.. — только и смог выдохнуть Сашка, дослушав меня.
— Угу, — подтвердил я. — А ты представь, какие перспективы открываются!
— Не могу. В голове каша после твоего рассказа.
— Во-первых, зная причину, можно управлять последствиями. Нужно подкинуть ребятам из Океанариума мысль насчет волн, излучаемых симбионтом-искином. Для этого надо отловить мутанта и передать его им живьем. А лучше прямо в Мутагенку с оборудованием залезть, для чистоты эксперимента. Охотников в аномальной зоне почему не жалуют? Правильно, от них излучение другое идет, значит, инородное тело. От инородного тела нужно избавляться. И понеслась. Во-вторых, нужно поискать в нервной системе кочевников структуры, схожие с описанными Юмом вкраплениями. Мне кажется, это перспективный след, он может подтвердить теорию профессора. В-третьих, это же научная сенсация! Если предположение подтвердится, то мы нашли третью ветвь человечества, измененную Первыми. Как тебе такой расклад?
— Офигеть, — выдохнул напарник. — А ты откуда про биокомпьютер знаешь?
— Историю военную изучал, — пожал я плечами. — Хобби у меня такое. Подобные случаи отмечались неоднократно, правда, не столь масштабные. Но то, что логические ячейки биокомпьютеров легорийцев могут внедряться в живые организмы и образовывать симбиоз — доказанный факт. И не просто внедряться, а носителей перестраивать. А насчет кочевников я думаю, что Первые заблокировали им участки мозга, отвечающие за творческий потенциал. Ну и внедрили в подсознание императив на неприятие ничего нового. Плюс притупили инстинкт самосохранения. Но для этого нужно набрать критическую массу, чтобы 'биокомпьютер' образовался и начал действовать. Эта теория идеально вписывается в их модель поведения. Сам все прекрасно видел.
— А оседлые тогда как же? — не сдавался Сашка.
— Тут тоже все просто — сбой программы. Какие-то факторы действуют, которые Первые не учли. Природное излучение, да все, что угодно, вплоть до окружающего ландшафта. Тут вдумчивый подход нужен, и достаточное количество информации для статистического анализа. Нам этим заниматься не с руки. Оставим проблему потомкам.
— Убедил, — согласился напарник. — Пошли к Зайцеву.
Глава 7
— Ну что, парни, сбылась мечта идиотов, — протокотал Михалыч. — Вот она, Мутагенка. Пошли, что ли?
Сашкин бизнес-партнер и по совместительству наш главный эксперт по аномальной зоне задумчиво устремил взгляд к виднеющейся у самого горизонта кромке леса — что он там пытался разглядеть, ума не приложу. Сам я уже минут десять изучал впередилежащее пространство через монокуляр с максимальным увеличением, но, кроме несколько отличающегося травяного покрова, ничего интересного обнаружить не смог. Обычная степь, обычная растительность, по крайней мере, на первый взгляд. Вокруг пустынно, кроме нашей разношерстной группы в пределах прямой видимости ни одного живого существа. Что перед нами та самая Мутагенка, можно было понять только по границе — разнотравье, характерное для здешних просторов, внезапно превращалось в сплошной ковер сероватых острых ростков, напоминающих осоку, только гораздо ниже. Переход довольно резкий — буквально за пару метров, плюс цвет — вместо сочного зеленого, разбавленного пестринками цветов, сплошная серость. Граница, кстати, весьма неровная, кое-где языки степи врезались в тело аномалии, а в других местах Мутагенка вонзала иглы серого покрывала в свежесть зелени. Других отличий пока не ощущалось, но это только пока, если верить Михалычу. Впрочем, Волчара, расположившийся на водительском месте второго 'бобика', бывшего охотника полностью поддержал.
— Что-то мне не по себе, — подал голос Сашка с соседнего сиденья. В этот раз внедорожник вел я, решил освоить навыки вождения древней техники.
— Не сцать, рано еще! — пристыдил его бывший охотник.
Михалыч был за пассажира в майорском 'бобике', но сейчас из машины вылез и стоял почти на самой границе. Я притер джип рядом, но вылезать мы не стали, справедливо рассудив, что и из салона без крыши все прекрасно видно. Да и было б на что смотреть… Волчара так вообще никакого интереса не проявил — насмотрелся за три года в Пограничной службе.
— Поехали, чего стоять-то, — подогнал я охотника. — Мутанты сами в гости не придут.
