Все это заняло время, и Бекет был вынужден снова указать Курии, что чиновники Генриха все еще препятствовали исполнению решения о восстановлении его прав. Но он также не желал подвергать опасности свое возвращение в Англию. Поэтому он попросил из всех писем Папы предоставить ему некоторые, чтобы он мог обнародовать их по собственному усмотрению, исключая только осуждение Генриха и епископа Экзетерского, но отрешая от должности Роджера Йоркского и отлучая от Церкви Фолиота Лондонского и Жослена Солсберийского. Эти письма были посланы 24 ноября 1170 года, но едва ли достигли архиепископа, прежде чем он решил действовать накануне своего отправления в Англию.
Вопрос, почему Бекет стал действовать именно в этот момент, широко обсуждался, так же как и правомерность или мудрость этого поступка. Он знал, что трое упомянутых епископов сожалели о возможном возвращении архиепископа и пытались предотвратить это. Он также мог знать, что они уже были готовы высадиться во французских владениях Генриха, чтобы присоединиться к королю в Нормандии, и затевали планы снова бросить вызов власти архиепископа, заполняя вакантные священнические должности в Англии своими сторонниками. Какими бы ни были причины, Бекет обнародовал оригинальный текст буллы об отрешении от должности и анафеме, прежде чем уехал с континента. На следующий день (1 декабря) он высадился в Сендвиче.
Когда три епископа узнали об этих событиях, они немедленно потребовали отпущения грехов и оправдания. Бекет ответил, что, поскольку он представил папский приговор, он не мог действовать самостоятельно. Но двум своим епископам он предложил компромисс. Бекет заявил, что освободит их от церковного проклятия, если они согласятся подчиняться распоряжениям Папы. Роджеру, находившемуся за пределами юрисдикции Бекета, не была предложена такая уступка, однако тот сумел убедить других епископов проконсультироваться с королем, прежде чем действовать. Они, по-видимому, были настроены в пользу предложения Бекета. Но вместо этого все трое переплыли через Ла-Манш, чтобы присоединиться к королю в Нормандии и доложить ему обо всем, что произошло. Опираясь на его поддержку, они немедленно отправили посланников с апелляцией в Курию.
Бекет, тем временем, был принят восторженно толпами людей, а его поездка в Кентерберийский собор оказалась подлинной триумфальной процессией. Прием чиновниками короля и принцем Генрихом, который одно время являлся его другом и учеником, был, однако, значительно менее сердечным. Бекету отказали в доступе ко двору принца в Винчестере. Архиепископу также дали понять, что он не должен выходить за пределы своей епархии и надоедать просьбами. Таким образом, Бекет снова, на этот раз с кафедры в Кентербери в Рождество, публично назвал своих врагов и подтвердил приговор об их отлучении.
День или два спустя Генрих в припадке ярости позволил себе обронить высказывание: «Неужели нет никого, кто мог бы избавить меня от этого низкорожденного клирика?». Поскольку после службы, проведенной Бекетом, прошло слишком мало времени, едва ли возможным, и практически невероятным, представляется то, что люди короля успели доложить ему о рождественской проповеди архиепископа. Генрих, без сомнения, был рассержен полученными еще раньше известиями об отлучении, и, очевидно, на его позиции оказали влияние более непримиримые советники, прежде всего, вероятно, Роджер Йоркский. В любом случае, четыре рыцаря из его сопровождения приняли слова своего короля слишком буквально и 29 декабря, спустя лишь четыре дня после Рождества, встретились с Бекетом в Кентерберийском соборе. На отказ архиепископа аннулировать отлучения, они поразили его мечами.
Шок и негодование, возникшие в ответ, проявились не только немедленно, но и по всей Европе. Французы, конечно же, были особенно поражены преступлением, поскольку Бекет провел шесть лет на их земле. Король, архиепископ Вильгельм из Санса и многие другие люди немедленно написали Папе, требуя наказать виновных.
Генрих II, в первое время, очевидно, был глубоко поражен данным событием. Говорят, он даже заперся на три дня, отказываясь видеть кого-либо. Когда король оправился от первоначального шока, он принялся искать прощения души от того церковного осуждения, которое, как он знал, должно непременно последовать. Его посланники отправились сначала в Санс надеясь предвосхитить отлучение, которое угрожало владениям короля. Однако они не смогли выполнить свою задачу. 25 января 1171 года Вильгельм из Санса, архиепископ и папский легат, после консультаций с епископами и аббатами своей провинции, наложил по своему праву отлучение от Церкви на континентальные земли Генриха. В конце концов, испытав трудности в своем путешествии через имперские земли, посланники короля прибыли в Курию в марте.
Александр, конечно, разделял общее чувство негодования. Когда Папа получил ужасающие новости, он раздумывал над обращением отлученных от Церкви епископов, Лондонского, Йоркского и Солсберийского. Вся дискуссия по этому делу сразу резко прекратилась. Вот как это описал один хронист:[27]
Невозможно представить с точностью, какие чувства Папа испытывал в глубине души. Он, по- видимому, в раскаянии укорял себя за то, что сейчас ему представлялось проявлением чрезмерного терпения в отношениях с английским королем. Безусловно, Папа не спешил действовать, так как решения, которые ему предстояло сейчас принять, не были легкими. Как верховный судья он должен был определить наказание за вину, что требовало проведения расследования о степени виновности. Но Папа являлся также и верховным пастырем, чьим долгом было обдумать епитимью и отпустить грехи грешнику. В целом те обязанности, которые Папа исполнял, накладывали на него огромную ответственность.
Из-за столь напряженной атмосферы в Курии, неудивительно, что посланникам короля Генриха было сначала отказано в приеме. В конце концов, возможно с помощью некоторых кардиналов, которые благожелательно относились к Генриху – очевидно, разделение в Курии не исчезло полностью, – они добились успеха в представлении перед Папой дела своего короля и заявили протест тому, что, хотя его слова, по общему признанию, и привели к убийству архиепископа, он в действительности желал его смерти. Вместе с представителями Солсбери и Йорка, которые все еще находились при Курии, они убедили Папу, что их господа поклянутся предать себя в руки Папы в решении этого дела. Поэтому Александр ограничился объявлением общего отлучения от Церкви убийц и всех тех, кто предоставил им помощь или совет (Святой Четверг, 1171 год), в то время как окончательные решения могли быть приняты при более широком обсуждении.
Рассматривая дело Бекета, исследователи часто справедливо подчеркивали столкновение личностей архиепископа и короля. Менее известным, но равно значимым, также представляется острый контраст между характерами Бекета и Александра, импульсивным архиепископом и терпеливым – некоторые бы даже сказали, осторожным – папой. Александр и Бекет были совершенно противоположными людьми, и опрометчивость архиепископа часто тревожила Папу не меньше, чем поступки других английских епископов. Александр по образованию был юристом, а по темпераменту – человеком, склонным к сдержанности и стремящимся избегать крайностей. С опытом он приобрел значительное искусство в ведении переговоров и, очевидно, верил, что переговоры могли удачно разрешить данное дело. Бекет не имел таких качеств. Он, по-видимому, скорее полагал, что королю следует припасть к его коленям и отказаться от своих претензий.
Александру так и не удалось заставить Бекета понять основы своей политики, и в этом лежит причина трагедии. Отношение Папы к делу было понято неправильно и, впоследствии, привело в уныние архиепископа и его более энергичных сторонников. Кроме того, их взгляд на позиции Папы иногда повторяли и современные историки. Решения, принимаемые Папой во время всего разногласия, представлялись половинчатыми, простительными только с точки зрения того, что он сам не был уверен в стабильности собственного положения из-за схизмы.[28] Необходимо помнить, однако, что, хотя Александр удерживал архиепископа от крайних действий, при реальной надежде, что переговоры будут успешны, он никогда не отрекался от него. Папа пошел дальше, чем Бекет, и обвинении Постановлений – он постоянно поддерживал архиепископа в требованиях восстановления его на законном престоле и возврата собственности Кентербери. Он напомнил викарным епископам Кентербери об их обязательствах перед Бекетом как архиепископом и папским легатом.[29] Расхождение между Александром и Бекетом было велико, но заключалось главным образом в вопросе о выборе тактики и никогда не затрагивало фундаментальный принцип свободы Церкви