И я вижу 105 отверстий.
Я смотрю изнутри и вижу,
Что отверстий гораздо меньше.
Я беру с табуретки счеты,
И считаю отверстия снова.
Получается, что отверстий
Изнутри почему-то больше.
Я ногтями чешу в затылке.
И никак не могу постигнуть, —
Почему мы даем дорогу
Незаконным явленьям природы?
У кого-то есть пятки и уши.
У кого-то есть зубы и пятки.
У кого-то есть брюхо и зубы.
У кого-то есть хвост и затылок
Есть усы у кого-то и челюсть.
Есть спина у кого-то и шея.
У кого-то есть волосы в ухе.
У кого-то есть мускулы тела.
У кого-то есть мышцы затылка.
У кого-то есть брюхо желудка.
У кого-то есть прыщик во взгляде.
У меня — только ты, дорогая.
Если б розовым был сей неясный предмет,
Я бы смог извлекать из штанин пистолет.
Но все будет не так, как три тысячи лет.
Я скажу тебе, коротко: «Нет».
И обрушатся медные чресла мои,
Как голодные гвозди, на ваши скамьи.
И с дерев у реки упадут петухи,
Прямо в сети коварной любви.
И ворвется на полосы свежих газет
Исполинскими звуками ватерклозет.
И вскричит черный мавр: «Это знак Зумбы-Зет!»
И в ноздрю углубит дивный перст.
Луне одинокой в помощь
Мерцает в ладонях спичка.
Меня раздавила в полночь
Последняя электричка.
Я рисую небо в пятнах,
Как художник Рафаэль.
Пржевальским быть приятно, —
Можно ездить на осле.
Если б я был Менделеев,
Я бы хвастал бородой.
Я б носил медаль на шее,
Если б я был Лев Толстой.
Когда я сижу в клозете,
И молча смотрю, как в бездну
Уносит потоки влаги,
И части меня былого,
Тогда я отчетливо вижу
Безбрежность пространств и связей,
И тщетность постигнуть мозгом
Великое таинство жизни.
Когда я вбиваю гвозди,
И вдруг, роковым ударом,
Себе отшибаю палец,
И зычно кричу от боли,
Тогда я стараюсь думать
О тех, кто сгорел на службе,
И прочих, уже постигших
Великое таинство смерти.
На дереве птица сидела
В лучах уходящего дня.
И девушка крупного тела
Сказала, что любит меня.
И я, как в бреду ошалелый,
