– …посему и…
– Дар какой?
Ладони саднило… Падая, он невольно выставил руки вперед, вот и ободрал ладони… Но оторвать их от булыжников пола и посмотреть нельзя. Слабость такая… Шевельнешься – упадешь. Сил нет. Что случилось? Кто его свалил?
Над головой все еще толклись голоса:
– Интересные новости… нехорошо, брате…
– Отче…
Вслушиваясь беседу, юный лекарь кое-как уразумел, что речь о нем. Незнакомый орденец спрашивал, почему маг крепости (подчиненный маг!) смеет врываться сюда, почему его опекун оставляет такого невоспитанного подопечного в одиночестве и что за дар у юнца, что с ним так носятся и скрывают от Вышнего Круга?
Опекун и Опора крепости оправдывались, что маг очень послушен, воспитан в должной покорности, а врывается, потому что приучен мчаться на помощь по первому зову. Вот и помчался, а отличить зов от крика не смог, поскольку глуповат от рождения. И ничего они не прячут, просто зачем беспокоить Вышний Круг из-за еще одного мага, уже укрощенного, покорного воле опекуна и ордена в целом?
Укрощенный, он? Клод шевельнул губами… и промолчал. Укрощенный… Вот что делают с парнем из сна – укрощают. Он тоже маг? Мысли неслись вихрем. Он – маг. Магов укрощают в крепостях, ибо они грешны, испорчены лишним богом… а он сдался сам, поэтому его не трогали… А если б не сдался? Если бы уехал в Сибру, как отец советовал? Уехал бы, а потом попался. Его б тоже… укрощали. Так?
А что они такое несут, про скудоумие?
– Покорный, значит? – неторопливо проговорил вкрадчивый голос, от которого почему-то зашевелились волосы на затылке.
Да. И скудоумный… Пусть говорят. Он спорить не будет.
– Тогда пусть встанет и посмотрит, что с этим…
С этим? С Тиром?
Клод попробовал встать… и едва не рухнул наземь. Что-то ударило в спину, и булыжники заплясали перед глазами, будто рассыпанные… Что с ним?
– Прощения прошу у благословенного отче Лисия. Я переусердствовал с посылом. Он…
– Вижу. Придет позже, когда оклемается. А пока пусть убирается отсюда.
Дорога до комнаты показалась немыслимо длинной. Камни двора выплясывали под ногами, будто перебрали пива на каком-нибудь празднестве. Стимий буквально волок его на себе – не слишком бережно. Встречные понимающе кривили губы. Повариха Мироша вполголоса обругала опекуна злыднем, он что-то проворчал… два молодых 'черняка' (черняки – послушники, за черный цвет ряс, в отличие от обычного синего; прим. автора) переглянулись.
Они думают, меня тоже…
То есть укрощение магов – обычное дело. Так?
А ты думал, 'порченых' под контроль исключительно молитвами берут, да? Правильно отец тебя простодушным звал. Ох, дурак.
Постель перед глазами возникла как-то неожиданно. Только что ведь был двор… И тут его отпустили. Клод пошатнулся, но, оказывается, ноги уже более-менее слушались. Боль и слабость стремительно уходили. Что это было такое?
– Ложись, – Стимий подтолкнул его к лежанке. – Давай. Ближайшую свечку лежишь и не встаешь, понял?
– Нет.
– Лежишь, потому что я так приказал. Я твой опекун, так что живо.
Приказал. Ясно…
Лежанка показалась жесткой, как лечебный матрас торговца Ламаццы – какой-то заезжий мудрец убедил богатея, что спать надо на жестком, и продал специальный матрас. Якобы тот был с вкраплением ценных лечебных камней. 'Лекарство' было тяжелым, как мельничный жернов и твердым, будто мостовая. Спать на нем можно было только очень усталому человеку – любой другой ворочался всю ночь и вставал утром с синяками на боках. Ламацца похудел, стал раздражительным от бессонницы и вдобавок примерил звание 'матрасного вдовца' – супруга переехала в другую спальню и категорически отказывалась возвращаться, пока с кровати не уберут 'этот ужас'. Спустя год купец решился-таки вскрыть матрас и нашел там обычную гальку с пляжа на побережье.
Стимий не уходил. Топтался рядом.
– Слышь… ты того… не таи зла, что я тебя ударил, парень.
– Ударил?
– Через обруч, – Стимий ткнул пальцем. – Ну, ошейник твой.
У Клода закружилась голова.
– Ошейник…
– Ну да. Ты, небось, думал, там только имя твое выбито?
– Нет. Мне говорили… Он магию ограничивает.
– Ну да. – Стимий мрачно вздохнул, досадливо потер лысину, – Если б только… Все тебе ни к чему, но знай: бить они тоже могут, и еще как. Вот я и… дурак я. Запереть тебя надо было, пока Лисий тут, с глаз убрать. И чего он к нам приехал. Сначала этот столичный со своим огневиком, потом Лисий. Так тихо жили…
Огневиком. Тир – огневик? Что ж он не спалит этого Лисия?
– Короче, так: лежишь тихо. Выходишь из комнаты только в уборную. Если Лисий таки позовет тебя вечером, то притворяешься недоумком. Ну не полным дураком, а таким, послушным придурком. Понял?
Врать Клоду случалось – например, больному, что он обязательно поправится, препочтенной Эннике, что вот этот порошочек – дивное, просто волшебное лекарство… резчику Олли, что тот захворал и потому нельзя даже пива (жена просила)… словом, врать случалось, но Клод не относился к выдумщикам и фантазерам – профессия лекаря к этому не располагает.
И в лицедеи он никогда подаваться не думал.
А вот пришлось… Притворюсь и дурачком, и кем угодно. Мне надо увидеть этого мага, Тира.
Огневик, значит.
Давным-давно, после первых же снов о других землях и людях, Клод взялся за книги. И легко поставил себе диагноз: повторяющиеся сны. Явление совершенно безобидное. Он даже записывал замеченные в этих снах детали, надеялся, что когда-нибудь внесет дополнения или, может быть, даже свою книгу напишет…
И никак не думал, что встретится со своим сном наяву! Узнал ли его Тир? И что ему снилось про Клода? Что он думает?
Да, а как же Тир сюда попал? Он же все-таки из знати…
Да так. Как Марита, наверняка. Марита… Марита тоже у Ордена, он видел, как ее захватывали. Но не понял, пустоголовый дурень. Ее тоже сейчас где-то укрощают? А Сина? Латку? Дана? Они тоже маги?
Его не трогали… А если бы попалась бы другая крепость, не такая тихая? Или если бы он не обладал таким ценным даром – исцелением. Поэтому его сейчас выгораживают? Дурачком выставляют… перед кем? Кто этот отче Лисий?
Потом узнаю…
Хороший лекарь приучен к порядку. Инструменты в раскладке, травы в банках и мешочках, лекарственные компоненты в коробочках и ящиках – все должно содержаться некой системе, позволяющей при случае быстро и точно найти необходимое. Порядок предполагался везде, в том числе и в мыслях. Клод пока хорошим себя назвать не мог, у него получалось только признаки болезней замечать и в систему складывать, распознавая недуги. В остальном – ералаш.
