Среди красных вождей том 2

интегральном большевизме, мог быть(а я уверен, и был бы) опасен советскому правительству своими note 95разоблачениями…

Больной и физически и душевно, весь терзаемый противоречиями, чувствуя себя в роковом кольце, из которого не было выхода, Иоффе, не желая сдаваться — настолько то он был порядочен — покончил с собой выстрелом из револьвера… А ведь он был безусловно талантливый человек и, в частности, как дипломат, пользовался далеко за советскими сфе­рами выдающейся репутацией…

XXX

Читателю, хоть сколько-нибудь следившему за развитием советской власти с самого ее появления на ис­торической арене, известно, конечно, что правительства всех стран, до Америки включительно, наложили в свое время между прочим, бойкот на русское золото, которое, таким образом, легально не котировалось на западноевропейских биржах. Между тем, у советского правительства для его закупок, не считая небольших запасов иностранной золотой валюты, оставшихся от царских времен, не было иных ресурсов, кроме золотых полуимпериалов. До моего приезда Гуковский, как я уже отметил, ведший небольшой обмен валюты лично, по произвольному ему одному ведомому курсу, прямо из своего письменного стола, а в крупном масш­табе при посредстве такого банкира как упомянутый выше Сакович, все время терял на этом обмене. Это­му понижению курса нашего золота, помимо бойкота, спо­собствовало еще и то, что, заключая договоры с разного рода поставщиками на товары, он в виде авансов, открывал им аккредитивы, внося наше русское золото, которое уже сами поставщики должны были обменивать note 96на ходовую, обычно шведскую, германскую и изредка английскую, валюту. Поставщики пользовались угнетенным положением русского золота на западноевропейской бир­же, а кроме того, входя с Гуковским в «полюбовные» сделки, лимитировали наше золото в иностранной валю­те по самому низкому курсу. У нас же в Москве, плохо разбираясь в валютных операциях и переоценивая удельный вес бойкота русского золота, одобряли те курсы, о которых им сообщал Гуковский в своих реляциях, как о высших 'достижениях'.

Назначив меня в Ревель, советское правитель­ство возложило на меня обязанность снабжать актуаль­ной валютой всё наши заграничные организации, возглавляемые Красиным в Лондоне, Коппом в Берлине, Литвиновым в Копенгагене и разными, специально ко­мандированными в ту или иную страну, лицами (как, например, Бронштейн, брат Троцкого) для определенных закупок, а также и многочисленные тайные отделения Коминтерна, пожиравшие массу денег…

Задача эта при современной ситуации была очень нелегкая. Я имел возможность продавать золото только в Сток­гольме. Конечно, стокгольмская биржа была лишь промежуточным этапом для нашего золота и в свою оче­редь перепродавала его (иногда, как мне говорили, для обезличивания нашего золота в интересах сокрытия его происхождения, его перетапливали в слитки «свинки») на крупных биржах, как берлинская, например. Разумеется, мы теряли от этой перепродажи, но ничего в то время нельзя было поделать…

Когда я приехал в Ревель, наше золото продавалось Гуковским на сток­гольмской бирже по (если не ошибаюсь) 1,83 шведских кроны на золотой рубль. Это было, разумеется, очень мало.

note 97Прежде всего я устранил, конечно, «банкира» Саковича и вошел в непосредственные сношения с банком 'Шелль и К°.' и стал производить мои валютные операции через его посредство, что мне гарантировало известную устойчивость и добросовестность, и избавля­ло от необходимости уплачивать еще и этому ненужному посреднику известную комиссию. Само собою, устранение Саковича не обошлось без сцены со стороны Гуковского. Через банк 'Шелль' я вел и аккредитивные операции, устанавливая в договорах твердо тот курс, по которому я отдавал поставщику золото. Но биржа в Стокгольме была мала и, понятно, я не мог выбрасывать на нее, не рискуя понизить цену, большие количества зо­лота. Приходилось действовать с выдержкой. Тем более, что первое время 'Шелль' был один, и у него не было конкурента.

Как раз в это время мне написал стокгольмский банкир Олоф Ашберг, о котором я уже упоминал в 'Введении' этих воспоминаний. Он предлагал мне свои услуги, как банкир, говоря, что по пер­вому моему требованию он прибудет в Ревель. Я не­медленно выписал его. Таким образом, я устроил конкуренцию 'Шеллю'. Насколько я успел узнать Ашберга, работая с ним, это был умный и опытный и да­же талантливый банкир, и он очень помог мне в Ревеле в моих банковых делах. Между прочим, он предложил мне сделать попытку продавать золото в Америке. Дело это было трудное, так как русское зо­лото можно было провезти в Америку только контрабан­дой. Но Ашберг взял на себя всю эту неприятную сто­рону сделки. Я ему дал для пробы 500.000 зол. р. и, спустя известное время он продал его в Нью-Йорке по небывало высокому курсу, около 2,35 шведских крон note 98за золотой рубль. Но это был единственный случай и повторять его было нельзя из-за трудностей перевоза золота в Америку.

Развивая постепенно, шаг за шагом, мои операции по обмену золота, я путем упорной работы, все повышая и повышая курс золотого рубля, довел его до 2,19 шведских крон на стокгольмской бирже. Должен отдать справедливость и Шеллю и Ашбергу, которые, конечно, зарабатывая сами, все время давали мне необходимые со­веты, чем и помогли мне в сравнительно коротки промежуток времени довести курс золотого рубля до указанного уровня.

Мою работу по поднятию курса рубля очень тормо­зили постоянные требования, предъявляемые лицами, которых я должен был питать валютой и которые осаж­дали меня, не давая мне возможности выжидать, что при правильном ведении валютных операций было необхо­димо. Мешал и досаждал мне также и Гуковский, при котором состоял некто (не ручаюсь за точность его фамилии) Дивеловский, титуловавший себя 'полномочным представителем Коминтерна'. Личность совершенно бесцветная, он по распоряжению Коминтерна, которому был открыт беспредельный кредит, постоянно обращался ко мне с требованиями перевести в такой то и такой то валюте столько то и столько то за счет Коминтерна по таким то и таким то адресам: это были условные адреса на имя разных нейтральных лиц.

Причем требования эти скреплялись подписью Гуковского. Я к Коминтерну не имел никакого отношения и являлся лишь его «банкиром» причем в моих книгах велся точный учет всем переведенным за его счет суммам.

Могу ска­зать только одно, что денег за счет Коминтерна пере­водилось много… Будущий историк сможет, если книги note 99эти не будут уничтожены, точно установить суммы выброшенных на дело 'мировой революции' народных сбережений которые я с таким трудом превращал в актуальную валюту.

Я сказал: 'на дело мировой революции'. Приведу из этой сферы один эпизод, из которого читатель увидит как расширительно толковался этот термин и его потребности. Я опишу этот эпизод подробно, что­бы читателю были ясны все его детали.

Мне подают полученную по прямому проводу шиф­рованную телеграмму. Она подписана 'самим' Зиновьевым. Вот примерный ее текст:

'Прошу выдать для надобностей Коминтерна имеющему прибыть в Ревель курьеру Коминтерна то­варищу Сливкину двести тысяч германских золотых марок и оказать ему всяческое содействие в осуществлении им возложенного на него поручения по покупкам в Берлине для надобностей Коминтерна товаров .Зиновьев.'

(ldn-knigi, дополнение:

http://www.memo.ru/memory/communarka/list7. htm

Сливкин Альберт Моисеевич.Род.1886, г. Двинск (Латвия); еврей, член ВКП(б), обр.