Среди красных вождей том 2

утверждаю. Полпред Л. Красин'.

Нелепая сцена кончилась. Но и в Красине и во мне осталась какая то холодность и, хотя мы не разошлись с ним, но уже до самого конца жизни его в наших отношениях остался этот проклятый след. Но мне стало совершенно очевидно; что Клышко пользовался слабо­характерностью Красина и вертел им в любую сто­рону.

Красин сознавал ничтожество этого хама, любившего интригу для интриги, старавшегося устроить свою карьеру и не останавливающегося для этого ни перед чем. Он ненавидел Красина и в то же время боялся его… Ненавидел и боялся он и меня, и все время рыл яму и ему и мне… Многие из наших общих друзей счи­тали Красина сильным человеком, некоторые в излишнем усердии называли его даже 'великим'.

А. М. Коллонтай тоже восхищалась им и называла его 'великолепным'. Не собираясь делать здесь полной его харак­теристики, что я, может быть, сделаю вне настоящих воспоминаний, скажу только, что это была сложная нату­ра, в которой сила и энергия смешивались со слабостью чисто женского свойства… С грустью мне придется еще ниже говорить о других недоразумениях между нами. И не без тяжелого чувства я приподнял эту завесу, за ко­торой скрывалась наша многолетняя дружба, и обнажил небольшую часть моей и его души. Мы не разошлись, и впоследствии, когда я ушел с советской службы, у нас продолжалась сердечная переписка. Но прежнего уже не было. 'И трещина едва заметная', как говорится в note 213прекрасном стихотворении Апухтина 'Разбитая ваза', оста­лась в нашей дружбе навсегда, до конца его дней… И через эту трещину из нашей дружбы ушло что то бесконечно мне дорогое и любимое… ушло и исчезло. И мне мучительно больно, что он умер, не испросив у меня окончательного прощения…

В это же наше свидание, точно в виде реванша, Красин утвердил еще ряд моих предложений, менее существенных. И вот, я начал проводить в жизнь по­ложение о приемочном отделе. Конечно, утверждение его Красиным, по выражение Клышко, 'в порядке декре­та', было встречено Половцовой и Крысиным с нескрываемым негодованием. И проведение в жизнь этого про­екта, сократив возможность мошенничать, сделало меня совершенно одиозным всейаркосовской клике, и в конечном счете вызвало, при нагромождении еще многих и многих осложнений, мой уход с советской служ­бы, о чем ниже…

Как то — это было примерно в ноябре 1921 го­да — мой секретарь передал мне письмо от Красина, сказав, что лицо, передавшее его, желает меня видеть. Вот, что писал мне Красин:

'Дорогой Жорж,

Письмо это тебе передаст Матвей Иванович Скобелев (не удивляйся: тот с а м ы й), которому необходимо переговорить с тобой по важному делу. Я лично одобряю его проект. Переговори, пожалуйста, с ним и, если найдешь его предложение заслуживающим внимания, ус­ловься с ним о дальнейшем. Я заранее подпи­сываюсь под твоим решением'.

note 214Я принял Скобелева. Он произвел на меня впечатление — и дальнейшее знакомство с ним только укрепило это впечатление — купеческого сынка, избалованного, неумного, но самонадеянного и, когда можно, пожалуй, и наглого.

— Вы, наверное, уже знаете из письма Леонида Борисовича, с чем я являюсь к вам, Георгий Александрович, — сказал Скобелев после первых приветствий. (М. И. Скобелев — бывший меньшевик. Он был при Временном Правительств министром труда. Затем он был заведующим негласного отдела 'Артоса' в Париже. В на­стоящее время он находится в Москве, не знаю, на какой должности. — Автор.).

(ldn-knigi,

СкобелевМ. И. (1885-1938) - инженер, член РСДРП с 1903 г ., меньшевик, депутат IV Государственной думы, один из лидеров социал-демократической фракции. В эмиграции в Вене был сотрудником в редакции газеты Троцкого 'Правда' . После февраля 1917 г . член бюро Исполкома, заместитель председателя Петроградского Совета. С мая по август 1917 г . министр труда Временного правительства. 1918 г. уехал в Закавказье. В 1920 г. эмигрировал из Грузии во Францию. Там содействовал установлению торговых сношений Советской России с Францией и Бельгией. В 1922 вступил в РКП(б). С 1925 - в Москве, на советской работе. 29 июля 1938 приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в участии в террористической организации. Реабилитирован в 1957.)

— Леонид Борисович пишет мне только, что вы познакомите меня с каким то проектом, — ответил я, и прочел ему в выдержках письмо Красина.

— Да, так вот, видите ли, Леонид Борисович сказал мне, что я могу говорить с вами с полной от­ кровенностью. Речь идет о попытке 'завоевать Францию'. Или, серьезно говоря, о том, чтобы добиться признания советов. Сюда уже несколько раз приезжал 'дядя Миша' (Фигура глубоко комическая. 'Дядей Мишей' его звали все, кажется, по почину когда то моих больших любимец, дочерей Красина. Это присяжный поверенный Михаил Александрович Михайлов, живший тогда в Париже. Человек очень, до усыпления неумный, к которому сам Красин, по крайней мере, относился юмористически. Во времена Временного Правительства он был военным комиссаром. Где он и что делает теперь — не знаю. Он носился с разными нелепыми проектами. — Автор.), говоривший мне, что вы посвящены в те шаги, которые он делал в этом направлении…

Одно только упоминание этого имени сразу же выз­вало во мне безумную скукуи я с трудом подавил в себе зевоту.

note 215— Знаю, знаю, — весело сказал Скобелев, заметив впечатление, произведенное на меня этим именем, — он действительно не гениален… нет, мой проект построен, как у марксиста, на чисто материалистических базах. Я считаю, что для 'завоевания Франции', прави­тельство которой относится совершенно отрицательно к советам, особенно, Пуанкаре, необходимо сперва обрабо­тать общественное мнение или, вернее, заинтересовать буржуазию перспективой возможно больших барышей… Я на свой страх и риск давно уже кое - что делаю в этом направлении, т. е., веду все время агитацию, живописуя те миллионы, которые пойдут в карманы капиталистов, если Франция вступит в экономические отношения с Россией… виноват, с РСФСР, — с улыбкой поправился он. — Но вы понимаете, Георгий Александрович, что в таком деле одна агитация, не подкрепляемая чем либо реальным, слабо действует… Французам, при их крайней жадности, нужно что- нибудь реальное, им надо услышать металла звон….

И он развил свой нехитрый план, который сводил­ся к тому, чтобы мы, несмотря на непризнание, постара­лись завести с Францией торговлю, т. е., чтобы мы поку­пали у французских промышленников товары, даже не стараясь особенно выторговывать у них в цене, и одно­временно продавали бы им наши товары, не гонясь за ценами, или, так сказать, по рекламным ценам, хотя бы на первое время.

— Я вас уверяю, Георгий Александрович, — сказал он в заключение, — первая же сделка, которая будет проведена, вызовет и толки и зависть… Газеты обеспечены… они будут кричать… И заговорят все торгово-промышленные сферы, которые и будут уж настаивать и давить на Пуанкаре и вообще на правительство. А тут на note 216помощь придут и разные либр-пансеры, вроде Эррио, ко­торые в свою очередь будут давить на правительство… кричать…

Линия была намечена. Мы сговорились со Скобелевым о том, что он организует в Париже частную кон­тору на свое имя, которая и будет официально исполнять наши поручения по покупке или продаже тех или иных товаров. В два-три дня мы со Скобелевым разработали весь план организации, наметили штаты и пр. И тут же я ему дал задание выяснить, не можем ли мы приобрести (было требование из Москвы) во Франции хорошие шины, грузовые и легковые, и ряд еще разных товаров. Одновременно я дал ему образцы наших экспортных то­варов, как икра, шампанское 'Абрау-Дюрсо', кустарные изделия, ковры…

Завязались дела с Францией. Скобелев, не помню, через кого, добился согласия впускать во Францию наших приемщиков. И вскоре я заказал известному заводу 'Бургуньон' довольно значительную