В сердцах у жен изменчив климат, Цвести желает красота. Еще слезою глаз их вымыт, Уж ищут новых уст уста. Я каждый раз легко, с улыбкой, Твою любовь услышать рад, Но непоправленной ошибкой Слова о верности звучат. Судьбе к чему противоречить? Ведь оба мы должны узнать, Что вечность — миг недолгой встречи, Не возвращающейся вспять! Так будем жить пока спокойней, Пока так беспокойна страсть! Ведь не такой я вор-разбойник, Чтоб смертью радость всю украсть. Жена, внимай броженью музык И визгу радостей земных! Простор полей, о как он узок Перед простором глаз твоих! Свои роняй, как зерна, взоры И явью числи свежий бред! Мне тридцать с лишком лет, и дорог Мне каждый сорванный привет. 3 января 1926
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
Под серокудрую пудру сумерек — канавы дневных морщин! Месяц! Скачи по тучам проворнее конного горца! Вечер прошлого октября, ты навсегда окрещён В благодарной купели богадельного сердца. Не истоптать надоедной прыти событий, Не застрелить за дичью созвучий охотящемуся перу Дни!— Никакой никогда резинкой не сотрёте Торжественной ошибки октября. В тот вечер красная вожжа закатов Заехала под хвост подмосковных сёл. В тот вечер я, Гулливер в стране лилипутов, В первый раз в страну великанши попал. Всё подёрнулось сном в невзрачном доме И не знало, как был хорош Неизреченный вечер во имя Головокружения душ! В этот вечер, как занавес, взвились ресницы, Красной рампою губы зажглись. Даже майской зелени невозможно сравняться С этой зеленью свежих глаз. Как гибли на арене христиане, Хватаясь губами за тщетное имя Христа,— Так с вечера того и поныне Я гибну об имени твоём в суете. Мир стал как-то проще, но уже Со страшной радостью моей. Прости, что имя я твоё тревожу Моей нечестивой рукой. Моё ремесло — святотатство пред любовью. Рукой, грешившей в честь других немало строк, Теперь твоё выписываю имя королевье, Не вымыв даже запылённых блудом рук.
