жет быть, еще чего-нибудь такого...
— А вам не кажется... Может, имеет смысл съездить туда и осмотреть дом?
— Секунду. Возможно, туда уже ездили. — Не поясняя своих слов, сержант вытащил из кармана ма ленький блокнот и листал его, пока не нашел нужной странички. — Дом номер тридцать три двадцать три по Северной Мичиган-стрит?
— Да, — ответил я.
— А я почем знаю? — ответил Филип.
— Это он?
— Да, — повторил я.
Сержант взглянул на Филипа:
— Ваш сын и его друг звонили нам седьмого июня. Они хотели сообщить о своих подозрениях насчет того, что «убийца из парка Шермана» прячется в пустующем доме номер тридцать три двадцать три по Северной Мичиган.
— Приехали... — прошипел Филип. — Я как чуял Марк и этот балбес шастали там, строя из себя великих сыщиков навроде твоего дружка Пасмора. Как же я раньше-то не... — У Филипа было такое лицо, будто он вот-вот плюнет на пол.
— Ты знал, что они звонили в полицию?
— А думаешь, они мне сказали? — Прямой, ликующий взгляд на меня. — Вот почему они так интере совались этим домом. Кого-то, наверное, там увидели. — Филип взглянул на Полхауса, чьи хладнокровие и невозмутимое спокойствие оставались неизменными с того момента, как мы с Филипом вошли в «предбанник». — Но вы ведь отреагировали на сигнал, так?
— Да, мы подъехали к дому, произвели наружный осмотр. Все там было закрыто, как и много лет до того.
— Вы не попытались связаться с моим сыном?
— От него поступил сигнал, мы сигнал проверили, он оказался ложным — как большинство вызовов, которые мы получаем от населения. А если мы не обнаруживаем ничего существенного, хода делу не даем
— Ложный, говорите, сигнал? Вот, значит, какой вы сделали вывод, когда мой сын исчез?
— Мистер Андерхилл, мне очень жаль вашего сына, и поверьте, мы делаем все, что в наших силах, чтобы спасти его.
— Вы сидите здесь и рассказываете об этом мне. А вам не приходило в голову, что мой сын мог бы привлечь к себе внимание своими исследовательскими потугами?
— Не думаю, что наш «плохой парень» засел там,— сказал Полхаус
Мой брат вновь взглянул на меня:
— Не про это ли вся ересь в письме, а? Эти бредовые идеи, эти дурацкие ощущения, будто он в од ной из твоих книг? Он давал тебе понять о том, что играет в детектива.
— А может, и о чем-то другом, — сказал я.
— Очень надеюсь, что ты поделишься всем, что у тебя на уме, и ничего не утаишь.
Я взглянул на сержанта:
— По-моему, вам стоило бы еще раз наведаться в тот дом и обыскать его как следует.
— Мы уж как-нибудь сами разберемся, — ответил Полхаус.
На следующий день после того, как они с Джимбо побывали в доме, Марк, возвращаясь в пустой дом, прихватил с собой фотоальбом — не хотел оставлять его дома. Отец стал совсем странным, и с него станется устроить в комнате сына обыск — как тогда объяснишь, что за альбом, откуда? Лучше всего вер нуть находку в тайник, там-то уж отец не найдет. Марк хотел еще раз внимательно просмотреть фо тографии, поразмыслить, что они могут подсказать. Кроме того, он решил большую часть дня провести в пустом доме, так что неплохо будет иметь альбом под рукой.
Чуть позже тем же утром они с Джимбо, созвонившись по мобильным телефонам, обговорили план на день. Оба, по сути, еще оставались в постели: Марк, приняв душ и одевшись, завалился поверх одеяла, а Джимбо даже не вставал
— Этап второй, я усек, — сказал Джимбо, — Примерно к обеду встречаемся у «Закусочной Шерма на» и сверяем наши записи, лады?
«Закусочная Шермана», через два дома от того места, где прежде находился театр Белдэйм Ориен тал, была местом неофициальных сборищ учеников Куинси. Упомянув ее, Джимбо дал понять, что хочет обменяться с Марком информацией, а потом поболтать с приятелями, которые обязательно там будут. В те дни все школьники в районе только и говорили друг с дружкой по мобильникам о местном убийце.
— Хочешь — иди, — сказал Марк. — Не думаю, что мне захочется есть, тем более общаться с теми, кто там будет тусоваться. Поговорим позже.
— Когда, например?
— Когда я сделаю все свои дела Так что у тебя времени — вагон.
— Понятно. — Джимбо, похоже, немного обиделся.
Возможно, он почувствовал, что лучший друг что-то от него скрывает. Конечно, Марк кое-что скрывал и намеревался продолжать скрывать. Еще накануне он заметил в доме много странностей, о которых не следовало говорить Джимбо. В некотором смысле он дал Джимбо ключ к пониманию этих странностей (если он, конечно, не ошибался — а Марк был уверен, что не ошибается), так что формально он не утаил ничего. Но также Марк знал, что Джимбо не догадается, что делать с тем ключом и что данный ключ означает, — или вообще не поймет, что это ключ. Дом, сделал вывод Марк, хранил большой секрет, который был собственноручно
Закончив разговор с Джимбо, Марк спустился вниз и покопался в холодильнике. Отец Марка за пасался продуктами, только когда был вынужден это делать, и зачастую покупал совершенно необязатель ные вещи: баночки оливок, карамель с арахисом, маринованные огурцы, легкий майонез и «Вандербред»[25]. Во время первого набега на полки холодильника Марк решил, что придется ему заглянуть в какую-нибудь закусочную, прежде чем начать действовать, но, пошарив в холодильнике во второй раз, он отыскал сыр чеддер, сливочный сыр и остатки еще съедобной на вид салями. Он приготовил себе сэндвич с чеддером, салями и майонезом, сунул это липкое сооружение в пластиковый пакетик, который вместе с фотоальбомом убрал в бумажный пакет (там уже лежали небольшой монтажный ломик с загнутым и расплющенным концом, рубильный молоток и фонарик), и вышел из дома, на ходу подворачивая пакет, чтобы тот не казался таким большим.
На раскаленный добела солнечный свет, на самое пекло, в которое обратило солнце опустевшие улицы, выходит наш храбрый мальчик, словно лихой наездник, вылетающий на призовой круг, словно по бедитель турнира — к шатру своей возлюбленной. Впервые в жизни он ощущает в себе такую преданность идее, такую готовность к первому этапу всего, что уготовила ему судьба. Его страх — ведь на самом деле он был весь пронизан страхом — будто придает ему сил, будоражит и укрепляет волю.
Такое состояние скорее обратит на себя внимание, чем укроет, и вскоре после того, как Марк сворачивает на Мичиган-стрит и начинает целеустремленный поход к четвертому дому квартала, один из жителей этой улицы, склонив голову к окну своей гостиной, сразу же замечает его.
«А, вот опять этот симпатичный паренек Андерхиллов, — думает Омар Хилльярд, — шагает к дому Калиндара. А где же Санчо Панса, маленький ирландский бульдог, который всегда с ним? Бог мой, какой же красивый парень! Бесстрашный и дерзкий! Вон, свернул направо прямо напротив того дома... Ну, точно, опять полезет. Вот чертенок! Будь я ирландским бульдогом, я б в него влюбился без памяти. Бьюсь об заклад, в доме Калиндара он найдет куда больше, чем ожидает».
Наслаждаясь ощущением того, как солнце греет руки и плечи, Марк приблизился к зарослям высокой травы заднего двора Ноги сами несли его, ритмично, шаг за шагом. Если б Марк захотел, он дошел бы так до Скалистых гор, вверх по склону на хребет, вниз по другому и — вот он, Тихий океан, плещется у ног.