мы пока оставляем за скобками, ныне уже действительно существуют и одним фактом своего бытия воздействуют на реальность.
Правда, воздействие это весьма специфическое. Локусы вовсе не связуют собой будущее с настоящим, прокладывая мостики перехода «отсюда — туда»; они уже сами, как таковые, являются будущим, и существующая реальность для них — только гумус, питательная среда, способствующая развитию.
Их воздействие на настоящее, как правило, деструктивно.
В свою очередь, локусы или группы локусов, выросшие до статуса атрибутивных признаков и тем самым приобретшие потенциал самодвижения, порождают
В предыдущей главе мы обозначили два таких тренда:
Обобщение другой группы локусов позволяет нам выделить еще два направления: к
Причем, если первые два тренда носят интеграционный характер: именно они образуют собой ландшафт нового мира, то катастрофический и фрактальный тренды, напротив, ответственны за деконструкцию: это механизмы демонтажа старой реальности.
Фактически, это и есть тот «монстр», который готов пожрать настоящее. И все наше дальнейшее существование, все наши надежды и перспективы определяются сейчас лишь одним: сумеем ли мы обуздать его стихийную силу.
Метод управления будущим путем тотального подавления инноваций, господствовавший в глобальной цивилизации, по крайней мере, несколько тысяч лет, в конце концов обнаружил свою полную бесперспективность. Не удалось «удержать настоящее» ни закрытым средневековым обществам Японии и Китая, где даже контакты с иностранцами были запрещены, дабы они не привносили в умы граждан ненужную смуту, ни военизированной Спарте, где неудачливых инноваторов просто казнили, ни европейскому католическому Средневековью, несмотря на интенсивно работавший механизм инквизиции, ни — столетиями позже — СССР, ни другим тоталитарным режимам. Никакие репрессии не помогали. Инновации (точней — флуктуации, случайные отклонения, предусмотреть которые невозможно) все равно постепенно накапливались и приводили к неизбежному рассогласованию социума. Система разваливалась, как только масштабы дисфункций достигали критической величины.
Осознание к ХХ веку этого репрессивного тупика заставило европейскую цивилизацию перейти к активному управлению будущим.
Исторически здесь выделились два крупных метода, которые поглощают собой все остальные.
Прежде всего — это метод
Легко заметить, что данный метод практически совпадает с «технологическими предсказаниями», которые уже давно делаются научной фантастикой. Только в одном случае включается механизм математико-логического анализа (настолько, насколько он вообще применим к «нечеткой логике» экономических и социальных процессов), а в другом случае — механизм «художественного прозрения», в известном смысле, наверное, даже более эффективный, чем инструментарий «точного знания».
Элементарный пример подобного прогнозирования выглядит так: продовольствия на Земле сейчас катастрофически не хватает, численность же населения, особенно в восточных и южных регионах планеты, быстро растет, значит в будущем нас ожидает всемирный голод — следует, поэтому, резко интенсифицировать сельскохозяйственное производство.
Именно таким образом осуществляется государственное и геополитическое планирование в большинстве современных стран и, несмотря на некоторую карикатурность примера, который мы привели, на этом пути уже были достигнуты весьма впечатляющие результаты. В частности, несмотря на засекреченность целого ряда материалов, можно догадываться, что именно аналитические разработки фирмы
Более известны работы
Успех этих аналитических разработок повлек за собой образование аналогичных центров по всему миру. Метод нормативного прогнозирования был дополнен и углублен современными техниками исследований: проблемно-целевым поиском (техникой целеполагания), «дельфийской техникой» (многоуровневым опросом экспертов), техникой «логирования», «веерным методом» и некоторыми другими. Ни одна страна мира не обходится ныне без обращения к материалам такого рода.
Вместе с тем, нормативное прогнозирование при всех своих явных достоинствах, пренебрегать которыми не имеет смысла, при всей своей внешней логичности и простоте имеет один существенный недостаток. Оно не принимает в расчет фундаментального свойства будущего — его принципиальную новизну. Будущее — это не то, что наличествует, а то, чего нет, и глобальные проблемы, действительно время от времени возникающие перед человечеством, решаются, как правило, не за счет уже существующих технологий, которые по отношения к ним являются технологиями «вчерашнего дня», а путем перехода цивилизации на новый системный уровень, где такие проблемы либо оказываются второстепенными, либо снимаются вообще.
Слабость нормативного прогнозирования можно пояснить простым примером. Сто лет назад английские ученые сделали вполне реальный прогноз: к середине двадцатого века весь Лондон будет покрыт стометровым слоем навоза. Этот прогноз опирался на вполне солидные научные данные: Лондон был тогда центром Британской империи, стремительно развивался, рос, так же стремительно развивался и транспорт, который в то время был исключительно гужевым; количество лошадей в городе увеличивалось с каждым годом, достаточно было построить соответствующие графики и диаграммы, чтобы получить впечатляющую, на первый взгляд, картину будущего. Альтернативы, казалось, не было. Однако всего через какие-то 10–15 лет возник бензиновый транспорт, чего в научной среде того времени никто предвидеть не мог, и проблема была не то чтобы решена, а просто отброшена за ненадобностью.
Правда, немедленно возникла иная проблема — проблема пробок на улицах, не приспособленным к колоссальным потокам машин, проблема дорожно-транспортных происшествий, ежегодно уносящих из жизни миллионы людей, проблема загрязнения атмосферы больших городов выхлопными газами. Уже сейчас очевидно, что традиционными методами эту проблему не снять. Решение здесь также должно быть ортогональным. Например, замена части физических перемещений перемещениями виртуальными, что,
