Как пишет один из исследователей новой эпохи, предполагалось, что
Определяющим фактором жизни станет научное знание. Оно заместит труд, ручной и механизированный, в его роли основного источника стоимости. Знание превратится в товар. Экономические функции капитала перейдут к информации. В результате ядром организации общества, главным социальным институтом его станет университет — центр производства, переработки и накопления знаний. Промышленные корпорации, главенствовавшие в индустриальную эру, будут постепенно вытеснены на периферию. Принципиально иной характер приобретет деление на имущих и неимущих: информированные слои общества образуют «новых богатых», не информированные — «новых бедных». Соответственно источник социальных конфликтов переместится из экономической сферы в сферу культуры. Более того, поскольку инфраструктурой нового общества явится интеллектуальная техника, то возникнет «симбиоз» между ней и основными социальными институтами. Общество вступит в «технетронную эру» (термин Бжезинского): социальные процессы будут полностью программируемыми4.
«Такого рода информационное общество, заключает исследователь, нигде не состоялось, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриальной эпохи налицо: преобладание в ВВП[4] доли услуг, снижение доли занятых во «вторичном» (промышленном —
По мнению того же исследователя, прогнозы теоретиков информационного общества оказались несостоятельными, потому что их авторы отождествляли знание и информацию.
Знание — это интеллектуальный продукт. Оно предполагает создание новых смыслов на основе уже имеющихся. В этих координатах современный мир мало чем отличается от Античности или Средневековья. «Классификации элементарных частиц в ХХ в. столь же многочисленны и сложны и в той же степени связаны с опытными данными, что и классификации ангелов и демонов в веке XV. В настоящее время больше физики и меньше демонологии, тогда как пятьсот лет назад соотношение было обратным, но по общему числу моделей эпохи принципиально не различаются»4. Причем прикладная ценность знаний также сопоставима. «Геоцентрическая модель Птолемея позволяет рассчитывать видимое положение планет ничуть не хуже, чем гелиоцентрические модели Коперника и Галилея; доклады Римскому клубу дают столь же точные прогнозы о будущем человечества, что и средневековые пророчества о Страшном суде»4.
Впрочем, о докладах Римского клуба мы уже говорили. Теперь же, чтобы не быть голословными, приведем прогноз, который по заказу ООН сделал в конце 1970-х гг. Нобелевский лауреат по экономике Василий Леонтьев. Согласно его расчетам, обобщившим громадный статистический материал, базовый сценарий годовых темпов роста ВВП на 1990–2000 гг. выглядел так: Япония — 3,4 %, СССР — 3 %, США — 2,5 %. В действительности оказалось, что японская экономика переживала в этот период отчетливую стагнацию, экономика США, наоборот, стала расти быстрее, чем в предшествующее десятилетие, а что произошло с Советским Союзом, хорошо известно5.
Правда, не стоит так уж винить В. Леонтьева. Расчеты делались им для одной реальности, а вместо нее неожиданно образовалась другая. И принципиальная разница здесь заключается в том, что в новой эпохе возросло вовсе не количество знаний, а качество и количество коммуникаций.
«Тиражирование (не путать с созданием) интеллектуального продукта, передача сведений о нем посредством печатных изданий, телеграфа, радио, телевидения, лекций и семинаров в рамках системы всеобщего образования, а теперь еще и сети Internet — вот что коренным образом отличает современное общество как информационное. И за словом «информация» кроется именно коммуникация, а не знание… Нетрудно заметить: более информированный человек — это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большем числе коммуникаций»4.
Это действительно так. Компьютерная революция, от которой, как прежде от промышленной революции, ожидали, что она, вызвав новое Просвещение, спасет и улучшит мир, вместо этого породила явление, которое никто предвидеть не мог: глобальную сеть Интернет, мгновенно опутавшую собой весь земной шар. Метастазы ее распространялись стремительно. В 1969 г. Агентство Передовых Исследовательских Проектов (ARPA) Министерства Обороны Соединенных Штатов запускает первую компьютерную сеть ARPANET, объединяющую всего четыре компьютера. В 1991 г. после создания Европейской физической лабораторией (CERN) протокола World Wide Web (www) Интернет начинает действовать более чем в 30 странах мира6. А в настоящее время, как полагают, число пользователей Интернета уже приближается к миллиарду, а число бизнес-пользователей — к тремстам миллионам.
Косвенным свидетельством того, что в цивилизационном азарте мы очутились где-то не там, является такой показатель, как расход бумаги. Переход к электронным носителям информации вовсе не вызвал, как неоднократно предсказывалось, спад ее потребления. Напротив, компьютерная революция повлекла за собой невиданный в истории взлет бумажной промышленности. По словам Пьера Трюделя, вице-президента канадской компании «Домтар», производство офисной бумаги — это сейчас самая перспективная сфера деятельности. «Люди распечатывают все, что видят, — тексты с сайтов, электронную переписку». Как показывают исследования, пользователи, как правило, распечатывают любой текст, превышающий по размерам половину страницы. А из-за сбоев в электросетях и компьютерных вирусов сотрудники многих компаний делают на всякий случай бумажные копии файлов. Согласно данным крупнейшего производителя оргтехники компании «Хьюлетт-Паккард», только в США через лазерные принтеры ежегодно проходит 1,2 триллиона листов бумаги7.
Представление об «информационном обществе» было типичным прогностическим заблуждением. Оно не учитывало главное свойство будущего — его принципиальную новизну. Мы уже говорили, что будущее, если определять его как фазу истории, принципиально не совместимую с предыдущей, представляет собой не «продолженное настоящее», весьма похожее на «сейчас», не механическое масштабирование тенденций текущей реальности, перенесенных «вперед», а нечто такое, чего до сих пор не было. Будущее всегда ортогонально, «перпендикулярно» существующему пейзажу, и потому, овеществляясь в действительности, выглядит вовсе не так, как следует из простого арифметического суммирования.
Нечто подобное произошло и с компьютерной революцией. Результаты ее, фактурно обозначившиеся сегодня, оказались совсем не такими, как ожидалось. Мы вступили не в «общество знаний», озаренное могуществом разума, не в эпоху прогресса, дарующую решение старых проблем, мы вступили в необычное «сетевое общество», в «общество мгновенных контактов», перед которым разум пока бессилен. Мы не стали ни образованнее, ни умнее по сравнению с людьми предшествующих эпох, зато внезапно, как дар богов, приобрели нечто иное. Коммуникативный выход практически в любую точку земного шара знаменует собой давнюю мечту человечества — победу над неумолимым пространством. Теперь уже не требуется тащиться две недели на лошадях из Петербурга в Москву или ждать почти месяц, пока придет оттуда письменный ответ на запрос. Не требуется, чтобы фирма и ее производственные подразделения находились обязательно на одной физической территории. Получить необходимые сведения, внести коррективы в работу, ведущуюся за тысячи километров отсюда, можно за считанные минуты. В Интернете пространства нет, есть только время.
Это, в свою очередь, означает, что управление любыми процессами стало возможным осуществлять в реальном временном исчислении. А поле деятельности отдельного человека расширилось до планетарных масштабов.
В эпоху компьютеров мир начал становиться глобальным.
Из тумана будущего, ранее скрывавшего горизонт, выдвинулся континент, о существовании которого не подозревали.
Колумб плыл в Индию, а открыл Америку.
Человечество вместо «общества знаний» оказалось в реальности Всемирной Сети.
Надежды на улучшение мира не оправдались.
