национальный ландшафт, обеспечивающая связанному с ней большинству лишь элементарный прожиточный минимум. В задачу менеджера (государства) как раз и входит поддержание этой разницы потенциалов, поскольку именно из нее глобальная экономика извлекает основные доходы. Кстати, менеджера? что существенно, можно и заменить, если, по мнению подлинных хозяев реальности, он плохо справляется со своими обязанностями. Это продемонстрировали войны в Югославии, Афганистане, Ираке, кризисы вокруг Ливии, Северной Кореи, Ирана, а также недавние «демократические революции» в постсоветском пространстве.
То есть,
Показателен пример Афганистана, где после разгрома англо-американскими войсками движения «Талибан» производство наркотиков, в частности героина, резко выросло. В американском внешнеполитическом ведомстве были вынуждены признать, что в настоящий момент площадь плантаций опиумного мака в Афганистане превышает 60 тыс. га. Три четверти всего изготовляемого в мире опиума приходится именно на эту страну11.
Вместе с тем трансформируется и собственно западная реальность. Производственный, индустриально-товарный сектор, тут стремительно замещается сервисно-информационным. Доля услуг, в том числе в банковской сфере, достигает уже 80 % валового внутреннего продукта, и потому в темпах экономического развития, которыми Запад гордится, присутствует немалая доля фиктивного, а не реального капитала. Более того, капиталы вообще начинают уходить с Запада, на что журнал деловых кругов «Форчун» указывал еще в 1992 году12. Пользуясь глобальной свободой перемещения, которую дает наше время, деньги теперь концентрируются в тех экономических зонах, где темпы роста и норма прибыли значительно выше, чем в евро-атлантическом ареале. Деньги уходят в страны Азиатско- Тихоокеанского региона, уходят в Китай, в некоторые страны Африки и Латинской Америки. Одновременно идет и расслоение постиндустриального общества. Тень глобализующейся экономики на Западе не менее густа, чем на Востоке или на Юге. По мнению американского экономиста Джереми Рифкина, лишь незначительное меньшинство, примерно 20 % населения развитых стран, может в той или иной мере выиграть от нынешней технологической революции, подавляющее же большинство рискует оказаться за пределами процветания. В общем, богатые будут богатеть еще больше, а бедные еще больше нищать. Наблюдается и размывание знаменитого американского «среднего класса», часть которого медленно, но неуклонно сдвигается к социальным низам. По данным еженедельника «Экзекьютив Интеллидженс Ревью», «средние» американцы из-за сокращения в последние годы своих доходов уже не могут обойтись без потребительского кредита, который достигает ныне астрономических величин. Непрерывно увеличиваются как средняя задолженность на одного потребителя, так и число банкротств среди дебиторов. Эти данные воспринимаются экономистами США как «штормовое предупреждение»12.
Фактически, это не Запад колонизирует сейчас Третий мир. И не Третий мир за счет колоссальной стихийной миграции оккупирует Запад. Фактически, это будущее колонизирует сейчас настоящее. Оно агрессивно вторгается в существующую реальность и преобразует ее, превращая в нечто совершенно иное. Оно стремительно перестраивает ее для себя, не делая особых различий между Западом и Востоком, Югом и Севером.
Заметим в этой связи, что универсализм, структурным выражением которого является глобализация, представляет собой давнюю мечту человечества: мечту о единстве мира, мечту о единстве людей, не разделенных ни расовыми, ни национальными, ни государственными, ни религиозными предрассудками. Ранее эту идею пытались осуществить мировые религии, провозглашавшие, что нет для них «ни еллина, ни иудея», позже она вырастала из великих социальных доктрин — коммунистической и либеральной. В наше время эта идея овеществляется через глобальную экономику.
Впрочем, заметим также, что боги наказывают человека, исполняя его желания.
Конец 1960-х — начало 1970-х годов, вероятно, когда-нибудь будет назван «Временем великих знамений». Именно в этот период сквозь привычный ландшафт индустриальной эпохи, которая, как тогда многим казалось, будет существовать вечно, начали проступать черты нового мира, предрекавшие совершенно иную карту цивилизационного бытия.
«Пражская весна» 1968 г. предвещала собой распад Советской империи и переход мира от жесткой биполярной системы, подавлявшей любую другую ориентацию, к моноцентричной (полицентричной) геополитической конъюнктуре, где статус каждого глобального игрока, определяется только его намерениями и ресурсами. В свою очередь, «студенческие революции», вспыхнувшие примерно в это же время, знаменовали полное освобождение личности от предрассудков коллективизма — тот предельный либерализм, который показался бы странным даже его основателям. Появление первых персональных компьютеров положило начало как «сетевому обществу», так и новому этапу глобализации, охватившему собою весь мир, а энергетический кризис 1973 г., вызванный отказом ряда арабских стран продавать нефть Западу, свидетельствовал о приближающейся эпохе «столкновения цивилизаций».
Начался фазовый переход от индустриальной реальности к реальности постиндустриальной: распад старых цивилизационных структур и возникновение новых, ранее не существовавших. Естественно, что этот процесс затронул и фокус сборки индустриального социума — государство.
Классическое либеральное представление о государстве как о «ночном стороже», который ни во что не вмешивается и лишь присматривает за «правилами игры», было дискредитировано еще Великой депрессией 1929–1933 гг. Стало понятным, что без государственного регулирования индустриальной экономике не обойтись. Не удивительно, что реформы Ф. Рузвельта, его «новый курс», который как раз и являл собой такое жесткое государственное регулирование, вызвал к жизни уже другую иллюзию: представление о государстве как о «благонамеренном деспоте» — этаком благородном отце семейства, пекущемся денно и нощно об общем благе»13. Иными словами, поскольку рыночная экономика предельно эгоистична, поскольку производитель товара, как впрочем и продавец, ни к чему, кроме прибыли, не стремится, то государство просто обязано взять на себя патерналистские функции: устранять диспропорции, накапливающиеся в развитии, поддерживать перспективные направления, создавать общественные блага, в которых рынок не заинтересован, перераспределять доходы, обеспечивая защиту социально слабых слоев. Конечно, государство не должно регламентировать собой все. Такой путь, как показала практика социализма в СССР, заводит в тупик. Однако в качестве «близкого бога», в качестве «верховного судии» государство необходимо.
Иллюзии, впрочем, быстро развеялись. Выяснилось, что с этой своей задачей современное государство уже не справляется. Оно плохо осваивает не только собственные доходы, но даже «бесплатные деньги», предоставляемые, например, в виде экономической помощи. «Африка с начала 1960-х гг. получила помощь,… в шесть раз превышающую помощь Соединенных Штатов послевоенной Европе по плану Маршалла. Если бы эти средства были потрачены на продуктивные инвестиции, то сегодня Африка по уровню жизни находилась бы на уровне западных стандартов»14.
Или вот характерная экономическая статистика. В группе стран (числом 49), где официальная помощь