старается этого не показать. Даже Дон, которому дальние переходы должны быть привычными, тяжело дышал и все время недовольно пофыркивал.
– Сколько еще идти?- спросил Элиа, чуть отдышавшись. Он задумчиво смотрел на огонь и пил воду из походной фляги. Фляжка была красивая, искусной работы, и, скорей всего, кого-нибудь из старших.
Ольг устало пожал плечами:
– День или два. Ты как, выдержишь?- внезапно спросил он. Элиа не ответил, но Ольг заметил, что он прикусил губу до крови и согласно кивнул.
Ольг и сам все время боролся с горестным диким воем, рвущимся наружу откуда-то из самых потаенных уголков его сердца. Он не мог позволить себе расклеиться сейчас, когда его знаменитое хладнокровие и безразличие к любой боли нужны больше всего. А еще, он сдерживал эмоции, видя, как мальчик, идущий рядом и потерявший всю семью, молчит и не плачет. Впрочем, Ольг выдержал бы все равно – сказывалась многолетняя привычка.
Ночью небо прояснилось, и на темно-синем фоне появились крупные яркие звезды. Они были похожи на масляные светильники, которые Ольг видел, когда ездил с отцом в столицу. Те светильники зажигали вечером, и они горели до утра, освещая широкие улицы города. Так и звезды светили для всех тех, кто однажды вышел в ночь.
Элиа лежал, заложив руки за голову, и смотрел на небо. Странное душевное оцепенение, полное равнодушие ко всему, начали потихоньку его отпускать, и он с болью вспоминал тех, кого покинул: маму, близнецов, Лин, отца. Веселого песенника Рина. Броситься опрометью назад, в замок? Но что он там увидит – потемневшие от пожара стены; убитых, над которыми кружат падальщики. Смерть. Опустошение. И пирующие на останках замка бандиты, не погнушавшиеся убивать женщин и детей. От этих мыслей Элиа было еще хуже. Он отвернулся от внимательно наблюдающего за ним тана и долго не мог заснуть, уставившись невидящими глазами в одному ему известную точку на небе.
Ольг нашел на небе Коня – созвездие всех путешественников. Там, где должно было находиться копыто небесного скакуна, ярко светила крупная белая звездочка – Эльконтар. Когда Ольг был помладше, он верил в старую легенду о том, что там, на Эльконтаре, обитают души умерших. Наверное, Элиа тоже верил в эту легенду. Если бы тан не считал себя таким равнодушным человеком, он бы, наверное, подошел сейчас к мальчику и утешающее показал на небо: мол, видишь звездочку у копыта Коня? Оттуда сейчас глядят на нас с тобой те, кто нас любил, и кого любили мы.
– Ты спишь, Элиа?
– Нет.
– Лучше постарайся уснуть. Завтра снова идти целый день.
Элиа промолчал. Ольг уж было подумал, что он и в самом деле последовал его совету и заснул, но тишину внезапно нарушил шепот Элиа.
– Я вернусь.
– С ума сошел? Тебя убьют так же, как и всех в замке. Я не позволю!
– Я вернусь,- повторил Элиа, – но не сейчас. Я вырасту и стану великим воином. Ты ведь будешь меня учить, тан Ольг?- спросил он и сказал, не дожидаясь ответа,- А потом я отомщу.
– Месть – не всегда выход, – осторожно сказал Ольг, – К тому же, такие планы уже есть у меня.
Элиа тихо усмехнулся.
– Ты сильнее, старше и ты умеешь сражаться, но один даже ты не справишься. А я вот никогда не любил сражаться… И ненавидеть не умел.
– Твое счастье,- заметил Ольг. Сам он ничем таким похвастаться не мог.
Элиа резко сел, обхватил колени руками и уставился на костер круглыми карими глазами.
– Куда ты после болот?- спросил он. Ольг пожал плечами:
– К столице, наверное. Если выберемся, конечно. То есть, выберемся, обязательно выберемся.
– А мы с Доном в Торинод.
Ольг устало сморгнул:
– Да, я помню. Королевский род, отец завещал… Спи, Элиа.
Ольг повернулся на другой бок и закрыл глаза. У него не было сейчас сил общаться с сумасшедшим. У него вообще не оставалось никаких сил, но он благополучно скрывал это даже от себя. Только бы дойти… Вскоре Элиа услышал мерное глубокое дыхание спящего.
Снова зачастил дождь. Ольг бешено выругался, когда поскользнулся по размытой тропе и угодил всем телом в серую липкую грязь.
– Да что же это такое, черт возьми! Сколько может литься этот проклятый дождь? Сколько, а?!- крикнул он в небо так громко, что с насиженных мест сорвались болотные птицы. Где- то вдали откликнулось запоздалое и от того жутковатое эхо: 'о-о-о, а-а…'. Встревожено фыркнул Дон, а Элиа испуганно вздрогнул и уставился на тана.
– Не надо,- тихо попросил он. Ему стало страшно от того что тан, всегда такой спокойный и сдержанный вдруг сорвался. Но Ольга уже было не остановить: жестокое напряжение последних дней, гибель крепости, отца и всего мира, такого надежного и незыблемого, требовало разрядки. Так перед грозой воздух проникнут невидимыми, но ощутимыми токами, и кажется – лишь выпусти на свободу искорку огня и все в округе вспыхнет неуправляемым буйным пламенем.
Элиа бросился помогать Ольгу выбираться из трясины, но тан отшвырнул его в сторону и поднялся сам. Он не нуждался в помощи мальчишки много младше себя, да и чокнутого, в придачу. Элиа отлетел на пару шагов и едва удержался на ногах. На глазах у него появились непрошеные слезы: с ним снова обращались как с ненужной вещью, и он сразу почувствовал себя слабей и беспомощней чем обычно.
– Если бы не ты и эта проклятая лошадь, я давно уже добрался бы до городов и спас бы отца!- заорал Ольг, – Все из-за тебя!
– Только не надо винить меня в том, что не посмел ослушаться тана и ушел из замка!- постепенно закипая, сказал Элиа,- Ты сильный, и мог остаться.
Ольг с хрустом сжал кулаки. Никто не смел обвинять его в трусости! Никогда!
Гибкое и сильное тело прирожденного воина слепо метнулось вперед, на тонкую фигурку Элиа, и смело его с ног. Мальчик вскрикнул, неумело падая мимо тропы на торчащий из болота сук давно высохшего дерева. Ветка пропорола Элиа рукав куртки и до крови разодрала левую руку. Элиа закусил нижнюю губу, но не произнес ни слова. Жаль было куртку – материнская работа, мать сшила ее на день рождения из добротной теплой ткани и украсила разноцветными вышивками. Близнецы тогда неделю дулись и на мать и на брата – им самим подобные вещи не светили, а Элиа всегда ходил у родителей в любимчиках. А теперь…
Элиа встал, взял Дона за уздечку и решительно пошел дальше по тропе, ни слова не сказав Ольгу, сжимающему кулаки, и с ненавистью смотрящему на них. Раньше, какую-нибудь неделю назад, ему было бы очень страшно – одному, в лесу, посреди пользующихся дурной славой болот. А сейчас Элиа было все равно. Только обидно было от того, что человек, которого считаешь старше и мудрее, которому доверяешь, и который сейчас, после смерти всех, кого знал, остался единственной связующей нитью с жизнью, считает тебя виновником всех своих несчастий.
