такой огромной величины, что казалось - их оставил здесь какой-нибудь великан.
- Смотри, какие боты! - воскликнул Пташка. - Это чьи?
- Старшего механика, - сказал Сева, нисколько не удивляясь.
А Стафеев, надев толстые резиновые перчатки и неуклюже шагнув в ботах, подвинулся к шкафу, встал на резиновый коврик и открыл дверцы. Затем он с усилием повернул колесо вроде руля и, закрыв шкаф, стал снимать боты.
- Это что он делал? - спросил Пташка.
- Ну, ток же отключал! - нетерпеливо сказал Сева.
- А боты такие зачем?
- Неужели не знаешь? Тут у электричества такое напряжение: проскочит искра - сразу убьет! А через резину она уж ни за что не проскочит!
Купаться с понтонов было очень хорошо. Мальчики то и дело ныряли вниз головой. А Севин папа сначала намылился, а потом, весь в белой пене, бросился в воду.
Он пыхтел, фыркал, отплевывался и, видимо, испытывал настоящее удовольствие.
Когда он затем поднялся на понтон, оказалось, что вся грудь у него и сильные загорелые руки до самых плеч разукрашены, как у вождя воинственного индейского племени. Кроме великолепных якорей, тут были изображены две диковинные синие птицы, змея с рыбьим хвостом и головой женщины; и не то луна, не то солнце, отбрасывающее вокруг тонкие синие лучи.
- Что это у вас? - спросил Пташка.
Но Стафеев только с досадой махнул рукой.
- Вот сделаешь глупость, а она на всю жизнь остается, - сказал он.
Когда они вернулись в каюту, он расстелил на столе газету, достал хлеб, зеленый лук, сел и, поставив перед собой миску с тушеным картофелем и мясом, стал есть.
- К этому бы хозяйству да полтораста капель! - мечтательно проговорил он. Щеки его надувались, он с хрустом откусывал продолговатые белые головки лука, как будто лук совсем даже не горький.
- Папа, - сказал Сева, - вот Пташка не верит, что тут море будет. Ведь правда будет?
- Даже целых два, - ответил отец. - Одно вот тут, с левой стороны. А второе, поменьше, мы сами накачивать будем.
- Как это? - удивился Пташка. - Разве море накачивают?
- Да, вот мы накачаем! - сказал Стафеев таким тоном, как будто он собирался сделать самое обыкновенное дело.
Пташка смотрел на него, открыв рот. У него вдруг мелькнула мысль, что, может быть, этот человек какой-нибудь великан - недаром же он надевает великанские боты, каких даже и быть не может у обыкновенных людей, и ест лук целыми головками, совершенно не морщась.
- Нам тут без моря нельзя, - продолжал Стафеев, кончив есть и с удовольствием закуривая папиросу. - Надо в канал воду пустить, чтобы пароходы могли плавать. Степь тоже надо поить, чтобы земля хлеб родила, виноград, рис.
Он встал и распахнул окно.
Пташка увидел из окна, что вся степь словно бы приподнимается по краям до самого горизонта, образуя лощину вроде огромного таза, в несколько верст длиной.
- Вот все это пространство мы зальем водой. Тогда на все хватит, - сказал Стафеев.
- Как же так? - не поверил Пташка. - Там же вон дома стоят, видите? И паровоз идет с вагонами! И экскаваторы стоят, видите, и столбы!
- Это ничего, - возразил Стафеев с прежним спокойствием.- Железную дорогу перенесем правее - там повыше будет. - Он сделал при этом такой жест рукой, как будто брал всю железную дорогу себе в горсть и переставлял ее на другой конец степи. - Хутора тоже передвинем дальше, телеграфную линию отведем к новому шоссе. А потом и море будем накачивать.
- Землесосами? - спросил Сева.
- Да нет, землесосами тут не обойдешься. Нам уральские рабочие такие прислали насосы, что в одну секунду по сорока пяти бочек воды подавать будут!
- Где же взять столько воды? - сказал озабоченно Пташка. - Ведь нужно целое море!
- Найдем и воды, - сказал Стафеев, плотнее усаживаясь на стуле и, видимо, сам увлекаясь рассказом. - Это только кажется, что воды нет, потому что вокруг все сухое - земля трескается, хлеб не растет, трава сохнет. А на самом деле сколько воды каждой весной уходит по рекам в море без всякого толку! А там и без того воды хоть отбавляй! Разве это порядок?
Прищурившись, он весело посмотрел на Пташку и на Севу.
Но они и не собирались ему возражать. Они уже сами понимали, что это не порядок.
- Вот Волгу уже перекрыли вверху, у Рыбинска. Слышали?- продолжал Севин отец. - Целое море там теперь. Дон тоже перекроем - новое море сделаем. Постепенно, ребята, везде порядок наведем!
Он вдруг посмотрел на часы, взял со стола опустевшую миску и перевернул ее вверх дном.
- Ну, все, что мог, я уже совершил! - сказал он совершенно другим тоном. - Забирай, сынка, посудину, - мне пора за работу.
Сева стал торопливо завертывать миску в платок.
ОТКРОВЕННОЕ ПРИЗНАНИЕ
- Ты, как вырастешь, кем будешь? - спросил Сева, когда они снова очутились в степи.
- Не знаю еще, - сказал Пташка. - Хорошо бы капиталом стать, буксиры водить!
- А я на шагающий поступлю, - сказал Сева. - Спорим! Если бы папка захотел, он бы меня сейчас на шагающий определил.
- Такого маленького?
- Там не посмотрят, какого роста: если человек с умом, то и возьмут. Работа там не тяжелая, там все на кнопках да на рычагах - только нажимай. Я сам хотел поступить, - добавил он, вздохнув, - да меня не приняли.
Они подошли к земляному холму, близ которого работал экскаватор, очень похожий на тот, большой, на котором Пташка был с дядей Федей, но много меньше. Зачерпывая ковшом грунт, этот экскаватор весь напрягался, моторы его ревели и кузов дрожал, как фюзеляж самолета, перед тем как оторваться от земли, чтобы взлететь.
- Ты на такой хотел поступить? - спросил Пташка.
- Нет, я на другой - там, в пойме. - Сева указал рукой в сторону реки. - Я узнал, что они норму недодают, и пошел к ним.
Темные глаза Севы вдруг сверкнули твердым, решительным огоньком.
- Я и поступлю еще, - сказал он. - Спорим! Конечно, если будешь плохо работать, то тогда все равно попадет. И отец будет сердиться, и мать. Зато, как они увидят, что ты стал знаменитым экскаваторщиком и про тебя даже по радио говорят и в газетах пишут, тогда они сами спохватятся: зачем, скажут, только мы его ругали? Жалеть будут.
- А ты уже пробовал работать? - с затаенной надеждой спросил Пташка.
- Я бы уже пробовал, - угрюмо ответил Сева, - да они меня обхитрили.
- Обхитрили? Как же они обхитрили?
- Так уж, - неохотно сказал Сева. - Выспрашивать стали. Я у них попросился как следует: вам, говорю, дяденьки, помощники не нужны? А один, черномазый, хитрый, посмотрел так на меня и спрашивает: «Ты почем же с кубометра берешь?» - «По скольку положите». - «А на каких ты марках работал?»
Ну, я подумал, подумал и говорю: «На разных». Вижу, он усмехается: «Да, - говорит, - в наш век много разных машин». - Сева надул щеки, пытаясь изобразить, с какой надменной важностью разговаривал с ним экскаваторщик, и сказал сердито: - Вот тут он меня и перехитрил!
- Правда? - сочувственно переспросил Пташка.
