костру.
- Кто ты такой есть? А? Говори! - хрипел он.
- Я, дедушка, думал, что это наша машина, - пролепетал Пташка. - Я у вас ничего не хотел взять! Честное пионерское, ничего! Вы не думайте! Я от своей машины отстал…
- Кто тебя знает, - недоверчиво сказал старик, все еще не отпуская Пташкину руку. - Может, ты отстал, а может, и нарочно сюда пришел поживиться… Пропуск, небось, у тебя не выправлен?
- Пропуск у меня не выправлен, - пробормотал совсем смущенный Пташка. - А разве сюда надо пропуск выправлять? Я не знал!
- А как же иначе? - сказал старик, отпустив, однако, Пташкину руку. - Да уж там пусть разбирают - чего ты знал, чего не знал, - продолжал он. - Мы вот с Туманом (он кивнул на собаку, которая, однако, с безразличным видом легла у костра) должны тебя для порядка заарестовать и препроводить куда следует.
Пташка стоял, боясь шелохнуться.
Старик же неторопливо достал из кармана трубку, набил ее табаком, спрятал в карман кисет и, отыскивая в костре подходящий уголек, продолжал все тем же зловещим тоном:
- Так, так… Отстал, говоришь. А где же отец-мать у тебя? Знают они, что ты тут за чужим добром охотишься? Ну, что же замолчал, а?
- Что же я буду говорить, раз вы честному пионерскому не верите! - обиделся Пташка.
- Так ты, выходит, к тому же и пионер? - укоризненно заметил дед.
- И пионер, а как же! Кого хочешь спросите! - вызывающе заговорил Пташка, задетый словами старика. - У меня и галстук есть, только днем жарко было, так я его в карман положил.
Пташка достал галстук и стал повязывать его на шею.
- Ишь ты какой, - сказал старик, еще раз внимательно посмотрев на Пташку. Затем он стал молча раскуривать свою трубку, как видно опять потухшую. - Небось отец с матерью и знать не знают, где ты теперь бродишь? - снова сказал он.
Пташка не отвечал.
- Что же молчишь? Совестно стало? - продолжал старик.
Пташка вдруг засопел, шмыгнул носом и отвернулся.
- Ты чего? - испугался дед. - Ну чего ты, малый? Не надо, не надо, брось!
Он подвинулся к Пташке и положил ему на плечо руку. Но Пташка отстранился.
- А чего пристали-то! Папку моего фашисты убили, и маму тоже, а вы - пристаете! - глотая слезы, с обидой проговорил он.
Старик растерянно крякнул и махнул рукой. Большое лицо его сжалось, будто от боли.
- Ладно уж, ладно… Не плачь! Чего уж теперь делать, - забормотал он. - Зовут-то тебя как?
- Митей, - сказал Пташка.
- Ну вот, Митя, так, стало быть, ты меня не бойся, это я так только - для острастки.
Пташка молча посмотрел на деда уже без всякого страха.
- Так ты, Митя, куда путь-то держишь? - продолжал дед.
Пташке пришлось рассказать о том, куда он ехал и как отстал от дяди Феди.
- Ничего, человек не иголка: либо он тебя, либо ты его обязательно сыщете, - уверенно сказал дед.
Он поправил костер, подбросил в огонь сушняку и долго молчал. Потом, обратив на Пташку лицо, освещенное внезапным лукавством, сказал, усмехаясь:
- А здорово же я тебя напугал, малый, а!
- Не так уж… - ответил Пташка угрюмо. - А вы, дедушка, кем тут работаете? - спросил он погодя.
- Я к сыну еду, тоже на гидроузел, - сказал старик. - Мы вон с Туманом, - он кивнул на собаку, - девятый день едем. Сначала по Каме все плыли, а потом и по самой по матушке по Волге. Теперь уж нам совсем немного осталось. Посадил нас на пристани один попутный шофер, да подшипник у него расплавился. Вот и стоим в пути, ждем, а он на автобазу ушел.
- Так вы тоже не здешний? А еще говорили - пропуск зачем не выправил! - заметил Пташка с упреком.
Дед усмехнулся.
- Чтоб знал наших! - сказал он, довольный произведенным на Пташку впечатлением.
- Это ваша собака? - спросил Пташка.
- Туман-то? Мой он, известно. Вот уже два года как старуха моя померла, так я все с ним. Он у меня, что твой человек, все понимает. Я и на пароход ему билет выправлял, как настоящему пассажиру, только, верно, подешевле с него взяли. Что, Туман, доволен? - спросил он и, нагнувшись, потрепал собаку по спине.
Туман только зевнул и облизнулся.
- Вишь, доволен как, - сказал дед. - Все понимает! Не отличишь нипочем от человека.
- А я думал, вы тут канал роете, - сказал Пташка, и в его голосе послышалось явное разочарование.
- Канал? Канал тут сын мой роет. Про Сарафанова слышал, небось? - Дед расстегнул свой плащ и вынул из кармана новенькой, синей спецовки сложенную в несколько раз газету. - Грамоте разумеешь?
- Почему же не разумею! - обиделся Пташка.
- А разумеешь, так вот посмотри, что про него пишут.
Дед развернул газету и протянул Пташке.
При свете костра Пташка увидел портрет молодого человека в пиджаке с галстуком. Что-то в его лице показалось Пташке знакомым. «Сарафанов - бригадир монтажников, один из передовых людей гидроузла», - прочел он под портретом.
- Видел теперь! - гордо сказал старик, забирая газету, словно боясь, что Пташка помнет ее, и снова бережно спрятал в карман. - Первейший человек стал! - продолжал он. - А ведь давно ли я его крапивой порол, сорванца!
- Крапивой? - удивился Пташка. - За что же, дедушка?
- Заслужил, коли так, - сказал дед. - Озорной был, страсть! Вашего брата, мальчишек, не проучить во- время, так, гляди, и толку не будет.
- А ваш сын, Сарафанов, на какой машине работает?
- Он у меня на всяких машинах работает, с понятием парень! - сказал дед. - Теперь вот шагающие экскаваторы собирает. Ты, чай, еще не видел таких?
- Нет, я, наверно, уже видел, - сказал Пташка, вспомнив недавнее приключение. - Я, дедушка, иду сейчас по степи, а он как начал на меня шагать, как нача-а-л!
- Да нужен ты ему очень! - сказал дед. - Он, небось, котлован пошел рыть. Видел, котлован роют? - Дед указал рукой на земляные холмы. - Шлюз будут строить, а еще, слышь, насосную станцию. Тут, милый, разных машин на сто верст наставлено. А всего больше в этих вот местах. Тут, шофер мне сказывал, пароходы, как по лестнице, будут взбираться на ергеня. Вот она, земля, как разворочена везде! Сразу и не поймешь, что к чему. Тут, смотришь, роют, там - шпунты бьют, а около - бетон укладывают, арматуру везут. Заводов понастроено, машин нагнали видимо-невидимо! Я уж и так говорю Туману: по старому понятию, такие дела одному богу делать положено, а теперь, погляди, сам человек за них взялся - моря устраивает, рекам указывает, куда надо течь. Вот мы тут с тобой сидим и ничего себе, в ус не дуем, а скоро по этому самому месту пароходы пойдут.
Туман поднял голову и некоторое время, казалось, с интересом прислушивался, но затем устало закрыл глаза и, положив голову на вытянутые лапы, задремал, словно все, что говорил дед, было ему уже хорошо известно.
Пташка молчал, о чем-то задумавшись.
- Дедушка, а бог тоже экскаваторами море рыл? - спросил он на всякий случай.
- Кто его знает, - отмахнулся дед. - Бога, говорят, монахи выдумали, а вот чем он реки рыл да моря - не додумались сказать: ума не хватило.
Он зевнул и пошел к машине. Вернувшись, дед расстелил на земле у самого костра брезент и спросил:
