- Карту ты составил, - с укором произнес Пантелей. - А едой не запасся. Ты что, надеялся найти сеновал с кладовкой, где колбаса и хлеб?
- На пристани буфет…
- Буфет на пристани? Что там в буфете? Пиво!
- Жареная рыба! Жареное мясо. Жареные пирожки, - причмокивая, перечислил Митя.
Пантелей втянул воздух ноздрями, точно вдыхал аромат жареного:
- И куры жареные бывают…
- А если в кулинарию попасть, можно и картошку жареную купить. Она недорогая - семьдесят копеек килограмм.
- Картошку лучше всего в костре испечь…
- Надвое разломить и со сливочным маслом…
- Это необязательно. Присолить и - ммм!
Дорога выгнулась дугой и заскользила наискосок по склону, на дно впадины. Там к ней выбежала тропа. Пантелей уверенно повел Митю по этой тропе. Вслед за нею пришлось лезть на осыпающийся откос, а потом перепрыгивать через поваленные деревья. Когда тропа выпрямилась, ребята заговорили снова о еде, в животах раскатисто заурчало.
- Сколько всякого на столах оставляем! Теперь хоть что-нибудь бы сюда.
- Я и от манной каши не отказался бы, - сказал Митя.
- А что, манная каша - вещь!
- Да и пшенная!
- Пшенная с луком - ууу!
- А с кусочками жареного сала, чтоб хрумтело, - ооо!
- Знаешь, ходили мы с папой на рыбалку…
- И уху варили, - нетерпеливо подсказывает Митя. - В ведре!
- Это потом!… Я сейчас про другое!… Папа макуху принес для сазанов. Я положил кусочек в рот. Она, макуха, шершавая, колюча» и сладкая. Тает во рту…
- Не пробовал макуху. Вот бы ее сюда…
Впереди показалась груда камней. Когда подошли вплотную, увидели, что это часть полуразвалившейся стены.
- Чего это она здесь? - забеспокоился Митя.
- Да тут они почти везде… Весь лес перегорожен…
Под деревьями накапливался сумрак. Будто поднимался от земли, как туман, и задерживался под кронами.
Митя, оживившийся было в разговоре о еде, опять поскучнел уронил голову. Шел он тяжело, дышал шумно. Услышал приглушенные звуки горна, только повел головой, ни о чем не спросил.
- На побережье не только наш лагерь… Много мы отшагали! А вот почему хутор нам не попался? - рассуждал Пантелей.
Митя не ответил. Он все больше отставал, и Пантелею приходилось останавливаться, поджидать его.
Перед отрядным местом Пантелей нерешительно затоптался.
- Мы ведь бывали здесь? - с надеждой спросил Митя.
- Вроде… Будто бы…
- А не в наш лагерь попали?
- Может, и в наш…
- Мы заблудились?
- Не знаю, как это получилось? Шли правильно. По карте шли…
- Что одна карта без компаса? - оправдывал Митя Пантелея.
Пантелей не желал принимать оправданий:
- Не в тайге. Тут и без компаса можно… Это мы о жратве болтали и ориентировку потеряли…
- Может, на ужин успеем?
- Даже если опоздаем, голодными не оставят, - уверенно сказал Пантелей. - Побежим… Из последних сил?
- Побежим. Очень есть хочется!
Разведка почти сорвалась, но Пантелей мог быть довольным: помешал Мите сделать глупость, отвел от отряда, от воспитательницы и вожатого неприятности. А разведку - что ж, придется разведку повторить…
В лагере пусто - все отряды ушли в столовую. Все, кроме пятого.
Пятый построился напротив своего жилого домика. Перед строем - Орионовна, Валерий Васильевич и Санька Багров - в середине, между старшими.
Ребята с интересом разглядывали обнаженного по пояс Саньку. Орионовна огорченно молчала. Валерий Васильевич удивленно улыбался.
Увидав Митю и Пантелея, Орионовна подозвала их, взяла Саньку за руку, повернула к себе.
- И на спине! Ай-яй-яй! - сокрушалась Ленка Чемодан.
Санькина кожа была исписана синим, красным, зеленым и желтым. Все «наши законы» уместились на Санькином теле.
Орионовна провела пальцем по закону территории, а потом по закону времени:
- Ясно?
- Ясно, - ответил Пантелей.
- Ясно, - подтвердил Митя.
- Об остальном - потом, - холодно пообещала Орионовна. Повернула Саньку лицом к строю, спросила Валерия Васильевича: - Ну, как с ним говорить?
Валерий Васильевич неумело нахмурился.
- А ты как бы и не понимаешь, что натворил? - обратилась Орионовна к Саньке.
- Как это - не понимаю? Я понимаю! Это я для того, чтобы лучше усвоить «наши законы». И другим в назидание. Живая реклама. Разве плохо?
- Очччень хорошо! Кто ж тебя так?
- Сам!
- Ну?! - усомнилась Орионовна.
- Сам. Фломастером. - Санька нажал на «фломастер», думая, что так его ответ звучит убедительнее.
- Придется одеколоном смывать, вода не возьмет, - Валерий Васильевич потер надпись. Санька щекотно съежился и рассыпчато рассмеялся.
- У тебя рубашка с рукавами в палате?
- В палате. Та, что в клеточку.
- Все равно какая, лишь бы с рукавами. Надень, а надписи смоешь после ужина. Остальное - потом!
13
На душе у Пантелея тускло. Он предчувствует что-то нехорошее, и на ум приходят всякие невеселые мысли о жизни: валит она на человека одну неприятность за другой, будто в кучу малу играет. И кажется Пантелею, что время, как нарочно, тянется, растягивается, вместо того чтобы пулей проскакивать, унося неприятности.
Со вчерашнего вечера, почти не забываясь, в ушах звучат слова Орионовны: «Остальное - потом». А что - остальное? Гадай не гадай, конфетку не выдадут, а совсем наоборот.
К тому же погода опять испортилась. Из-за гор выплыли сизые тучи. Ветер толкал их по-над лесом, гнал к морю. Оно металось, выбрасывая барашки, доставая ими клочья низкого, тяжелого тумана» Сиди теперь в лагере, кукуй!
