странной песни, эхом отдававшейся между деревьями. Наконец ветки раздвинулись, и показалась тоненькая фигура.
Чарльз уставился на нее, потеряв дар речи. Да это не парень, а девушка!
А может, лесная нимфа?
Волосы у нее были черные, густые, легкие локоны вились вокруг лица, падали на спину шелковистым покрывалом. Девушка как ни в чем не бывало отряхнула волосы от прилипших к ним листьев и высвободила прядь, зацепившуюся за ветку. Белоснежные перья, заткнутые у нее за левым ухом, подчеркивали черноту волос. Сквозь прореху в ее простенькой юбке виднелось колено, блузка небрежно сползла с одного плеча, но ей, по-видимому, это было совершенно безразлично. Так же как то, что взгляд незнакомца уперся в ее маленькие, упругие груди, вырисовывающиеся под тонкой тканью блузки.
Но самое странное заключалось в том, что на руке у нимфы была плотная перчатка сокольничего!
Чарльз с трудом сглотнул, пытаясь подавить возбуждение, пробудившееся в его чреслах. Он не должен испытывать ничего подобного по отношению к этой странной девушке, повстречавшейся ему в лесу. Тем более что она завладела его охотничьей добычей. Но в последнее время он часто думал о женщинах. Настолько часто, что не мог заснуть по ночам.
Девушка выглядела совершенно невозмутимой, естественной и такой соблазнительной… Подняв руку в перчатке, она слегка улыбнулась ему. Потом ее губы разжались, и из них вырвался резкий, вибрирующий свист.
Сокол без колебаний оставил цаплю, взлетел и опустился на руку своей хозяйки, позвякивая маленькими колокольчиками на путах. Девушка достала из мешочка, висевшего у нее на поясе, кусок сырого мяса и стала кормить птицу. Когда та покончила с угощением, незнакомка вытерла испачканные кровью пальцы о юбку. Ее взгляд снова остановился на Чарльзе. Она вела себя совершенно спокойно, словно имела право выхватить добычу у него из-под носа, даже не извинившись!
– Вы поступили нечестно! – воскликнул Чарльз, злясь не только из-за испорченной охоты, но из-за того мучительного возбуждения, которое он испытывал в ее присутствии. – Я жду извинений!
Девушка окинула его удивленным взглядом и стала спускаться к нему по склону холма, величавая и уверенная в себе.
– Из-за чего вы сердитесь? – произнесла она, останавливаясь перед ним.
– Я не сержусь, – выпалил Чарльз. – Я разъярен! Вы украли мою добычу!
– Вовсе нет, – спокойно отозвалась она. – Вы просто опоздали выпустить своего сокола.
Она снова улыбнулась, чуть скривив губы и явно бросая ему вызов.
«Неужели я слишком поздно скомандовал Джорджу?» – спрашивал себя Чарльз, приходя в ярость от такого предположения. В семье его вечно попрекали тем, что он всюду опаздывает – в церковь, на урок к учителю. Но он всегда был точным и пунктуальным, когда дело касалось его птиц. Собственно говоря, как раз из-за своих птиц он и опаздывал повсюду.
– Моя птица выжидала довольно долго, прежде чем вы выпустили свою, – добавила девушка.
Она почесала белоснежную грудку своего сокола, и тот отозвался на ласку, перебирая лапками по ее руке и курлыча от удовольствия.
– Я не видел ее, – мрачно заметил Чарльз.
– Увидели бы, если бы смотрели как следует. Она была довольно высоко. А где сейчас ваш сокол?
Чарльз был слишком рассержен, чтобы вести с ней беседу. Он сжимал и разжимал кулаки, переведя взгляд с безмятежного, прекрасного лица девушки на ее шею. Он без труда мог бы обхватить пальцами эту нежную шейку. Его пальцы даже заныли от этого желания. Ее губы выглядели такими мягкими, манящими, что он тут же припомнил мимолетные поцелуи, которые ему удавалось срывать с губ молочниц на ферме, и почувствовал, что был бы не прочь испробовать эту лесную нимфу.
– Сколько же вам лет, если вы так хорошо разбираетесь в соколиной охоте? – спросил он, стараясь выглядеть равнодушным.
– Тринадцать, – отчеканила она, горделиво вздернув подбородок. – А вам?
– Мы здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями.
Он напустил на себя высокомерный вид, не отводя взгляд от глаз девушки. Вблизи, при солнечном свете, ее глаза оказались ярко-зелеными. Они наводили на мысль о прохладных, сочных полях клевера в жаркий летний день или о покрытых росой полянах ранней весной. Чарльз тряхнул головой, еще более злясь на то, что она заставила его предаться дурацким похотливым фантазиям. Раздражение еще сильнее воспламенило его кровь, когда он понял, что она ничуть не испугалась его гневного взгляда.
Девушка нагнулась, подняла белоснежную цаплю, закинула ее себе на плечо и направилась к холму. Собака охраняла ее, идя рядом с хозяйкой.
– Остановитесь! Что вы собираетесь делать с этой птицей? – закричал Чарльз и бросился за ней. – Вы по крайней мере должны разделить со мной добычу.
– Я нуждаюсь в этом мясе больше, чем вы, – заявила девушка, обернувшись к нему. – Я уже несколько дней живу одна в имении Морли. Там нечего есть, кроме того, что я добываю на охоте.
Она кивнула на сокола, сидевшего у нее на запястье.
Чарльз остановился, пораженный грустным выражением ее лица, тем, как печально поникли ее плечи, когда она зашагала прочь.
– Почему вы живете одна? – крикнул он ей вдогонку. Его гнев странным образом испарился в одно мгновение. – А где ваш отец? Почему вам нечего есть?
– Мой отец сейчас в Пуле, он готовится к поездке в Париж, – ответила девушка, не оборачиваясь. – Он не смог сопровождать меня, а я должна была побывать в имении Морли. Понимаете, моя мама умерла здесь…
