С ним нельзя было не согласиться, и Фрэнсис смягчилась.
– Луи отправился в Париж, чтобы договориться с теми, кто будет раскапывать могилу, – сказала она.
– Но до Парижа долгий путь. Вы представляете, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться туда пешком?
– Луи найдет попутчиков. Он будет ждать нас там сегодня ночью.
– Сегодня ночью?
Проклятье! Чарльз только сейчас понял, как ему хотелось провести с ней еще одну ночь в постели, и чтобы никто не тревожил их, чтобы они могли забыть обо всех тревогах… Увы, его надеждам не суждено было сбыться.
– Почему сегодня ночью? – потребовал он ответа. – Вы опять что-то скрываете от меня?
– Разве у меня не может быть своих маленьких тайн?
Нет, чтобы иметь дело с этой женщиной, нужно обладать поистине ангельским терпением!
– Черт побери! – взорвался Чарльз. – Но как я могу защищать вас, если у вас от меня секреты? Ведь обязанность мужчины – быть защитником!
– А какова, по-вашему, обязанность женщины?
Ее зеленые глаза сверкали как изумруды, жесткие и насмешливые. Он положил руку ей на талию, но Фрэнсис отвернулась, резко тряхнув головой. Ее коса расплелась, и темные волосы тяжелой волной упали между ними. Всегда между ними вставала какая-то тень!
– Хорошо, – со вздохом признал Чарльз свое поражение. – Мы поедем в Париж сегодня ночью.
«А в чем действительно обязанность женщины?» – думал позднее Чарльз, сидя в монастырском фруктовом саду и флегматично разглядывая созревшие вишни. Еще несколько лет назад он считал, что обязанность женщины – обожать мужчину, удовлетворять все его желания и всегда быть у него под рукой.
Инес научила его другому, и этот урок он никогда не забудет. Однако Фрэнсис совсем иная… Но так ли это?
Как всегда, воспоминания об Инес, о ее роскошной красоте болью отозвались в сердце Чарльза. Все его надежды и мечты были сосредоточены на ней, но, когда пришло время испытаний, оказалось, что она не способна на преданность. А вот Фрэнсис может быть верной кому-то до самой смерти. Достаточно посмотреть на то, как она привязана к Пьеру и Луи – двум несчастным воришкам…
Впервые Чарльз признался себе, что ревнует к мальчикам. Как непринужденно кладет она руку кому- нибудь из них на плечо, с какой легкостью они шутят с ней, обнимают ее… Не раздумывая, они последовали за Фрэнсис, когда ее захватили испанцы, исполненные решимости освободить ее. А как по-детски плакал Пьер, когда понял, что их попытка освобождения Фрэнсис сорвалась! Вопреки странному кодексу чести, которым мальчишки руководствовались в жизни, Чарльз не мог отрицать их любви к Фрэнсис.
– Господин барон!
Голос старого настоятеля прервал его размышления. Чарльз снял шляпу и встал.
– Не беспокойтесь, милорд, сидите, – попросил его настоятель.
Чарльз снова уселся, и настоятель расположился рядом с ним.
– Какая замечательная птица у мадам баронессы. Это вы обучили ее, барон Милборн? – Нет. Она сама воспитала свою птицу.
– Значит, баронесса обладает столь же исключительным мастерством, как и вы. Скажите, вы не оказали бы мне честь и не посмотрели бы мою соколиху? Она последние дни ничего не ест.
В первый раз Чарльз внимательно взглянул на старика и задумался о его жизни. Несмотря на возраст и суровость его призвания, в серых глазах аббата светилась жажда жизни. По-видимому, он до сих пор получает наслаждение от охоты.
– Для меня большая честь, что вы обратились ко мне за советом. Если вы того желаете, я с радостью посмотрю ее.
Аббат повел его к специальному сарайчику, где на низком насесте сидела серая соколиха. За ней наблюдал молодой монах, который тут же, увидев настоятеля, вскочил. Чарльз сразу заметил, что голова птицы опущена, глаза скучные. Он попросил перчатку и ловко усадил птицу к себе на руку, размышляя, что может быть причиной ее недуга.
– Как давно она у вас? – спросил он, чувствуя, как дрожит птица.
– Около шести лет.
– Кто, кроме вас, ухаживает за ней?
– За ней ухаживал брат Себастьян, – медленно произнес настоятель. – Мы с ним вместе занимались ею с самого начала. Брат Себастьян был очень привязан к ней, но прошлой зимой он умер. Ему было шестьдесят девять лет.
Настоятель скорбно потупился, и Чарльз понял, что этот человек многое видел в жизни и многое потерял.
– Я полагаю, ваша птица в трауре, – сказал он, почесывая грудку соколихи.
Настоятель вздохнул.
– Я боялся этого, хотя, наверное, сам усугубил ее состояние. В последнее время я уделял ей мало внимания: у меня прибавилось обязанностей в связи с тем, что во Франции неспокойно.
– Что ж, мне все ясно, – сказал Чарльз, передавая птицу настоятелю. – И поскольку вы попросили моего
