Нестройный хор голосов попрощался с волхвом. Шык вскочил в седло, но тут раздался голос Бора:
— Луня, погоди-ка!
Вож шагнул к пареньку и протянул ему что-то длинное, завернутое в черную турову кожу:
— Видел я тебя на воевом поле, стараешься! Молод ты, да нужда заставляет. На, носи, да чести дедовской не осрами! Ну все, защити вас Род!
И Шык с Луней выехали из ворот родного городища. Перед ними лежала дальняя дорога…
Едва городище скрылось из виду, как горящий от нетерпения Луня развернул черную кожу. Развернул — и остолбенел! Меч! Настоящий мужеский меч, да не простой, а из славных, Красный меч воеводы Руга-Огневека, Луниного прадеда по матери! Воистину, дорогой подарок сделал ему вож!
Меч и впрямь хорош: два с лишним локтя длиной, прямое темное бронзовое лезвие, добро заточенное, недлинные рога крестовины загнуты к острию чтобы с коня рубить было сподручнее, рукоять оплетена мягкой замшей, а в шишак на конце вделан алый камень-самоцвет, из тех, что Цмок приносит. Смолевые сосновые ножны крашены красной охрой и окованы бронзовыми накладками. Луня завозился, подвешивая меч у пояса, с правой стороны, потом перевесил цогский кинжал слева — он теперь для левой руки будет.
Шык подъехал ближе, перегнулся с седла, разглядел меч и одобрительно цокнул языком:
— Хорош! Ты, Луня, на меня не серчай, что я тебе перед все родом на посмешище выставил. Больно много ты припасу взял, нам ехать быстро придется, не до возни со всем этим будет.
— Да-а! — уже забытая обида скребнула Луню: — А как без ночевников да шатровки спать-то? Чать, под крышей не скоро окажемся?
— Скоро не скоро, а не пропадем, Род даст! — уклончиво ответил волхв и шлепнул коня пятками: — Давай-ка на рысях пойдем, к ночи надо Синий камень минуть и на Ход выйти! Там балаган для торговых гостей есть, там и заночуем.
От городища Влеса до Хода было полдня конного пути. Луня уже бывал на Ходу, да и окрестные леса знал вдоль-поперек, и поэтому ехал спокойно, головой не вертел, — а чего вертеть, вон речка Звинь, вон Белкова Роща, с севера тянется Чахов бор, там сейчас как раз самая малинная пора…
Солнце палило с голубого летнего неба, бешено стрекотали кузнечики, свистели и перекликались птицы в перелесках, высоко-высоко над бором парил ястреб, выслеживающий на полянах тетерок. Благодать, тишь, покой.
«Куда едем, зачем едем?» — размышлял разомлевший Луня, крепко сжимая бока своего коня коленями: «Что ж беда там у аров приключилась, что всех волхвов со всех земель собрать понадобилось?»
— Дяденька, а что, много людей на земле живет? — спросил Луня у Шыка, поравнявшись с конем волхва.
— А как ты сочтешь их? — вопросом ответил тот: — Ты белок в бору сочтешь? Так и людей — всех не пересчитаешь! Хотя, слыхал я, что ары пробовали счесть народы Хода…
— И чего? — заинтересовался Луня.
— Много получилось… — уклончиво ответил Шык: — Сотни сотен, как звезд на небе. Вед, к которому мы едем, он лучше тебе объяснит, он магию чисел придумал, ею все счесть можно, не только пальцы на руках…
И снова замолчали. Когда кони на рысях идут, не больно-то поговоришь, а арские арпаки такой рысью цельный день бежать могут, хоть порожние, хоть со всадниками. Выносливы арские лошадки, густая шерсть их от мороза и от зноя одинаково защищает, да и кровососам, слепням, оводам и кусучим мухам- пивцам сквозь шерсть не пробиться.
Кони мчались над рекой, и Луня откровенно скучал, лениво озирая окрестности, примечая малейшие движения вокруг. Вон плеснула в воде щука, гоняя рыбью мелочь, вон вышел на той стороне к водопою сохатый, фыркнул, увидав людей, но быстро успокоился — далеко они, неопасно.
Вдруг Луня заметил на дальнем краю прилесной луговины крупного зайца, большими прыжками мчащегося по полю:
— Дяденька, чтой-то русак расшалился! — крикнул он Шыку, указывая рукой на зайца.
Шык только глянул — и тут же остановил своего коня. Следом послушно встали заводные лошади, что везли дорожный припас. Луня натянул повод, и недоуменно посмотрел на волхва, мол, что случилось?
— Не заяц это, Луня… — негромко проговорил тот, всматриваясь в прыжки серого зверька.
— А кто же?
— Арысь! Арыська, по полю скачет, беду кличет! Недобрый зверь, вещий! Тело — как у русака, а личина — бабья! Ох, быть беде, Луня!
— А может, его это… Стрелой! — Луня потянулся к саду за луком: — Я ближе подкрадусь, трава вона высоко стоит, и свалю!
Шык с улыбкой посмотрел на парня:
— А аспида ты стрелой свалишь?
— Нет! Так то аспид, он зачарованый…
— Арысь тоже не проста! Вреда от нее большого нету, но сама она знак, и знак злой! Как Влес учил, м-м-м:
— Чур нас, чур от этой нечисти!
Шык сотворил из пальцев фиговину, повертел ею в сторону диковенного зверя, плюнул на четыре стороны и хлопнул коня ладонью по крупу:
— Вперед!
Глава Третья
Северные Бугры
Солнце стало клонится к закату, длинные тени от дальнего бора издали казались черными. Колыхалась впереди зыбкая марь от нагретой за жаркий день земли, пряно и сладко пахнуло ветром с приближающейся луговины. Там речка Звинь круто заворачивает к югу, бор на севере отступает, и раскинулся в этом месте широкий заливной луг, где самая сладкая трава, и где род Влеса косит после Ярова дня сено для скотины, для коней, турьих коров, что дают молоко, и для ездовых лосей, на которых зимой сподручнее всего ездить по лесам.
Посреди луговины лежит громадный камень, с добрую избу величиной. На рассвете и на закате отливате камень синим, за то так и прозвали — Синий камень. На боку камня, со стороны восхода высечены на камне две личины, пучеглазые и зубастые. Кем высечены, когда — того людская память не сохранила. Роды считают, что это духи, хозяева лугов, и перед косьбой мажут каменные рожи коровьей кровью, молоком и медом, чтобы не гневались хозяева, чтобы покос удался, чтобы травы не сгорели в стогах, не
