Очнулся Мурр на рассвете. Чадили, догорая, мусорные кучи. Над лежащим котенком, окружив его, стояли друзья: изрядно пощипанный, но очень довольный собой Хомус, все еще в обнимку со своей «открывашкой», помятый и взъерошенный Суслик-Зон, покусанная Ква, скользкий Боря, то и дело вытирающий слезы, Одноглазый Гра, почему-то на одной ноге, тревожно заглядывающий в глаза Ш-ш-ш с разбитым носом, черные Мик и Мак, завернутые в свои крылья. Сзади возвышалась Толстая Пыхча, еще более грязная, чем обычно, но улыбающаяся от уха до уха такой лучезарной улыбкой, что Мурр сразу понял, что все закончилось хорошо. Еще он увидел Лакки, сидящего у его головы и Восточного рыцаря Ца, желтыми глазами смотрящего в глаза котенку.
— Я… я победил? — заплетающимся языком спросил Мурр. И тут все разом заговорили, закричали, засмеялись, Боря заплакал пуще прежнего — но это были слезы радости.
Лакки лизнул Мурра в нос своим шершавым языком и сказал:
— А вторая голова у него была ненастоящая… И все-таки крыса ласке не соперник!
И очень гордо топнул ногой.
Тогда раздался голос Ца:
— Вы все сделали большое дело — освободили вашу землю от врага! Теперь вам предстоит большая работа — наводить порядок, делать эту землю пригодной для житья! Я желаю вам удачи во всем!
Мурр, превозмогая боль, приподнял голову:
— А ты?!
— Я рыцарь, защитник обиженных и угнетенных! К сожалению, таких на этом свете еще очень и очень много, а значит, я должен помочь им, и я помогу! Прощайте, жители Свободной Земли у пруда, ибо так отныне будет зваться эта земля, мне пора в путь!
Ца поднялся, кивнул и двинулся на встречу встающему солнцу. Мурр вздохнул, положил голову на мягкий хвост Лакки и впервые в своей жизни спокойно уснул крепким сном победителя.
Часть вторая. Резиновые ноги или операция «Ш-ш-ш»
После Великой битвы, в которой Мурр и его друзья одержали победу над серыми крысами и прогнали их со свалки, прошел месяц. Наступил август. Он выдался теплым, даже жарким.
В синем небе не было ни облачка, шумел под легким летним ветерком дальний лес, шелестел камыш на пруду, гнулись высокие метелки всякого разного бурьяна, которым за лето на свалке заросли все мусорные кучи.
На теплой, прогретой солнцем, ржавой крыше старой кабины от Железной Грохоталки лениво развалился рыжий котенок, подставивший солнцу пушистый животик. Мурр Лисий Нюх, Рваное Ухо, Победитель Крыс, скучал…
«Вот так всегда! Лежишь тут целый день, сытый, в тепле, поговорить не с кем, делать нечего. Тоска- а-а, причем зеленая, как Ква…», — Мурр зевнул, потянулся, перевернулся на другой бок и начал думать дальше: «Раньше, когда были крысы, мы все жили вместе. Каждый день встречались под Разговорным лопухом, дружили, играли. А теперь все разбрелись, кто куда… И ведь у всех же дела есть! Лакки вернулся к своим соплеменникам, а с ним ушла и Толстая Пыхча, она теперь живет в лесу, там, говорит, веселее. Суслик-Зон отправился в гости к своим родственникам на какое-то Дальнее поле, Зеленая Ква тоже гостит у двоюродной тетки, хозяйки Мутной Лужи, которая где-то за прудом. Ш-ш-ш все время один, загадочный какой-то, с тех пор, как Рыцарь Ца ушел, его как будто подменили… Мик и Мак и раньше-то редко появлялись, а теперь совсем пропали — нашли стаю летучих мышей и собираются переселиться к ним. Даже Одноглазый Гра отправился в путешествие, чтобы повидать своих».
Мурр вздохнул, поглядел на беспечно порхающих над ним бабочек-капустниц и вновь погрузился в своим мысли, которые становились все более невеселыми: «И осталось нас трое — Хомус, Боря да я. Но от Хомуса толку мало — «Запасы надо запасать, котенок Мурр, о зиме думать!» Нет, чтобы в прятки поиграть или попрыгать через пенек! Ходит вечно, щеками размахивает… Важный, как жук-навозник. Да ну его, зануду!
Боря весь в шуршалках своих. Летопись пишет… С ним интересно, но тоже не повеселишься, как начнет умные слова говорить — сразу спать хочется. Да-а, один я, одинешенек. Так и помру здесь, на солнышке, от тоски и скуки. Эх, знать бы, где мои мама и папа, где сестренки и дедушка Урр. Я бы тоже к ним в гости сходил, навестил, подарки бы отнес».
Мурру вдруг стало так грустно, что даже в носу защипало. А когда котенку становилось грустно, он обычно закрывал глаза и засыпал — чтобы грустинки улетели от него во сне к кому-нибудь другому. Так учила мама Мяфф. Котенок положил голову на лапы, зажмурился, но уснуть не смог — мешал какой-то шум.
Мурр открыл глаза и огляделся. Вроде все тихо. Он снова попробовал уснуть, и опять над его головой раздалось какое-то лопотание.
— Мя-а-ау! — рявкнул взбешенный Мурр, вскакивая на все четыре лапы. Ну точно — те самые капустницы, которых он видел неподалеку, устроили над котенком воздушную карусель, весело переговариваясь на своем бабочкинском языке. Этот язык никто из обитателей Светлой стороны не понимал, Боря даже поговорку придумал: «Бабочит, как бабочка!»
Мурр подпрыгнул, махнул пару раз лапами, прогоняя беспечных летуний, приземлился на теплое железо и вдруг заметил такое, от чего вся шерсть у него встала дыбом.
По свалке, обходя заросли бурьяна и мусорные кучи, пробирался двулапый! Ходилина, как называли людей обитатели Светлой стороны. Мурр прижался к крыше Грохоталки, подполз к самому краю и осторожно огляделся.
Так и есть. Ходилина, самая настоящая! Раньше Мурр видел людей только издали, он-то и прозвал их двулапыми, но Боря объяснил котенку, что лап у человека вообще-то четыре, причем верхние лапы называются руки, а нижние ноги, так что человека вернее называть двуногим, а двулапый — это вон ворон Гра. Но Мурру слово «двуногий» не понравилось, и они вместе с Толстой Пыхчей придумали новое название — ходилина, ведь люди ходят, тогда как все остальные бегают, прыгают, ползают или летают.
«Куда же он идет?» — подумал Мурр, рассматривая ходилину. Высокий, в зеленом балахоне, ходилина нес в одной руке мешок, а в другой — странную штуку, длинную, с большим, опутанным сеткой кольцом на конце.
«Эта штука называется сачок!» — вспомнил Мурр картинку из книжки, которую ему показывал Боря: «И этим сачком… кого-то ловят! Интересно, куда же идет ходилина и кого он собирается ловить? Надо бы проследить…»
Скука куда-то девалась. Мурр, теперь уже не Лисий нюх, а Отважный следопыт, тенью соскользнул с крыши грохоталкиной кабины, нырнул в густые заросли и помчался по следам ходилины.
Котенок догнал человека возле самого пруда. Подкравшись совсем близко, Мурр затаился в зарослях осоки и осторожно высунул голову. Прямо перед глазами на травинке качалась невесть откуда взявшаяся улитка. Мурр фыркнул на нее, но улитка почему-то не стала торопится, и котенок просто смахнул задаваку лапой — не мешай!
Обиженная улитка плюхнулась на землю, сердито заворчала и во всю свою улиткинскую прыть поползла прочь. А человек тем временем бросил свой мешок в траву, достал из него еще одни ноги и натянул их поверх своих собственных.
«Ничего себе! У него есть запасные ноги! Резиновые!» — ошалело подумал Мурр: «Вот это да!»
Ходилина, которого котенок тут же прозвал «Резиновые ноги», между тем размотал свой сачок и вошел в воду. Он что-то бормотал себе под нос, всматриваясь в гладь пруда, и осторожно раздвигая камыши, заходил все глубже и глубже. Мурр не видел лица человека, только толстый красный нос, из-под которого почему-то торчали редкие рыжие волоски, и зажатую во рту белую палочку, конец которой дымился вонючим дымом.
— Ага! — вдруг торжествующе прохрипел Резиновые ноги: — Вот ты где! Попался!
Стремительно взмахнув сачком, человек макнул его в воду между камышами, а когда поднял, Мурр с ужасом увидел, как в мокрой сетке среди водорослей и всяких кувшинок бьется гибкое черное тело.
