многочисленных игроков на скачках, и вот Международный аэропорт Майами в чудовищно тяжеловесном лете. Плюхнулись, долго ехали, как в такси; я отщелкнул ремень. И тут – просто не представляю, как ему, черт возьми, удалось стать невидимым, может быть, все дело в черном? – он воплотился рядом в проходе и говорит:
– Проходи.
– Зачем, черт возьми, кто вы, черт побери?
– Ох, давай проходи, объясню, понял?
Я пошел. В конце концов, любопытно узнать, какая вообще ведется игра.
– Лёве, да? – сказал я.
У него был голос с придыханием и довольно приятное произношение с понижением, свойственное Бронксу.
– Не сам мистер Лёве. Я на мистера Пардалеоса больше работаю. Хотя и мистер Лёве участвует. А сейчас ты повидаешься с мистером Пардалеосом.
Удобно усевшись в такси, чистя ногти зубочисткой, он сказал:
– Та, с которой ты на Риверсайд-Драйв был, звякнула мистеру Лёве, а потом, видишь, мистер Пардалеос за дело взялся.
– Ирма? Ирма тоже участвует?
– Может, Ирма, может, еще кто-нибудь, в таких операциях имена не всегда что-то значат. Вчера вечером была куча звонков; видно, ты важнее, чем кажешься.
– И вы меня везете повидать Пардалеоса?
– Ну, тебе, наверно, ясно, что я мог покончить с работой в Ла-Гуардиа, видя, как ты покупаешь билет и объявляешь, куда направляешься, громко и четко. Я звякнул мистеру Пардалеосу, как было велено, да не лично с ним разговаривал, потому что он спал, время-то еще раннее, и мне одно только слово сказали: совпадение.
– Что, кто?
– У меня, говорю, похороны на Сайпрес-Хилл, а мне говорят, сперва живые, потом уже мертвые. Кто, говорю, имеется в виду? Ну, видно, какая-то авиакомпания стукнула, что тот самый Гусман чартерным рейсом летит обратно в Охеду. Гусман, через столько лет, что ты скажешь? А я похороны не сильно люблю, пускай даже приятеля. Получил прямо в шею три пули, пока ребята просто стояли, смотрели. Так что мне надо только вручить тебя мистеру Пардалеосу, он там ждет за столом, за завтраком, истинный аристократ, а потом возьму Гусмана.
– Вы какой-нибудь полицейский?
– Насмешил. Ну, насчет законности и прочего можешь не беспокоиться. Верну Гусмана куда надо, без всяких хлопот.
Он серьезно мне кивнул, сунул зубочистку в карман рубашки; кивок означал, что этому мужчине можно полностью доверять. Самолет тем временем подруливал к стоянке, и я знал, что нет смысла настаивать на своем праве войти в аэропорт свободным мужчиной или мальчишкой. Сопровождающий в черном, предназначенном для цели, которой не суждено сейчас исполниться…
– Вы носите по нему траур, это важная вещь.
– По кому? Понял. И заодно как бы правильно и подходяще брать Гусмана вот в таком виде.
– Атрибуты и одежды скорби.
– Очень хорошо, отлично сказано, хоть костюм только один. Любому хватит одного черного костюма. На всю жизнь хватит, если особенно в весе не прибавлять.
Легонечко, я бы сказал, придерживая меня за локоть на выходе из холодного самолета прямо в холодное здание, к которому он прилип, мужчина в черном быстро провел меня по многомильному коридору мимо залов ожидания с шумными, довольными, загорелыми кучками ожидавших, к огромной абстрактной зоне прилавков и бутиков, где полет еще не был (пугающим, восхитительным, апокалиптическим) подъемом в воздух, а оставался тихим вопросом денег, килограммов, кодовых номеров. И привел к ресторану под названием «Саварен». Ресторан был битком набит завтракавшими (неужели время завтрака никогда не кончится?) и провонял кофе, как бордель в Рио.
– Вон он, видишь? – сказал мужчина в черном.
С почтительностью. Поправил одной рукой черный галстук, другой с новой силой меня потянул. Несмотря на толпу спешно завтракавших, Пардалеос занимал большой отдельный стол, неторопливо обсуждал меню с негром-официантом, как будто было время обедать и к названию ресторана следовало относиться серьезно.[30] На грека внешне не похож, во всяком случае, на смуглого, коренастого грека; светловолосый, бледный, почти альбинос, в дорогом блестящем костюме клюквенного цвета. Из богов, не из демонов. Мой сопровождающий сказал:
– Вот он был вам нужен, мистер Пардалеос, а теперь с любезного вашего разрешения я займусь другим делом.
Пардалеос кивком отпустил его, сверкнув контактными линзами, встал, продемонстрировав пять с половиной крепко сбитых футов, пожал мне руку – жесткий поцелуй колец, – усадил меня вежливым жестом. Я сел. Сопровождающий робко меня потрепал и ушел. Мистер Пардалеос сказал:
– Здесь готовят довольно хороший омлет с почками. Закажем, предварив его frullato di frutta с киршем? [31]
Речь совсем без акцента, абстрактно интеллигентные тона, очищенные от классовых и местных признаков. Ему было за сорок.
– Я уже дважды завтракал, – сказал я.
– Не сочтете, что слишком рано для пинты шампанского?
