И они стали ерзать, ласкаться в объятьях друг друга в постели, и я понял, как меня
– Деньги, я требую денег.
Честер был ошеломлен. Посмотрел на меня снизу вверх большими темными глазами и прокричал в ответ:
– Оскверняешь? Пачкаешь нашу любовь? Гадкая, грязная проститутка мужского пола!
Несмотря на изысканную риторику и высокие чувства, было что-то очень трогательное в слове «грязная», которое он произнес почти, но не совсем как «красная».
– Вот хрен, – сказал я, – если б ты знал, что это такое.
Я упаковал свой собственный у них на глазах, быстро оделся, отстранившись от голой сентиментальной возни. Ирма с зажмуренными глазами ленивым тоном превосходства сказала:
– Некоторые мужчины, Честер, не знают, что такое любовь.
– Наверно, ты права, моя сладкая.
– Надо их пожалеть.
– Наверно.
– Пускай все берет из моей сумки. В пятницу алименты.
– Я и от Честера кое-чего хочу, – сказал я. – Ради справедливости. Он сполна от меня получил.
– Возражаю, – без возражения сказал Честер.
Я понял, против чего он считает необходимым в первую очередь возразить: против моего фамильярного обращения к нему по имени, когда он, голый, не имеет особой возможности облечься достоинством. Он был маменькиным сынком, невзирая на лысину и мускулистость, и наверняка воспитывался на вышедших из моды понятиях. Он еще не усвоил правила общественного поведения, соответствующие его сексуальным потребностям. Имел все основания говорить сейчас со мной очень вульгарно. Но здесь была Ирма, а Ирму он уважал и любил. Когда я оделся и, готовый уйти, искал деньги в гостиной, он стиснул Ирму в бережном тесном объятии, точно я мог выхватить пистолет или могла войти его мать.
В сумке Ирмы нашлось меньше ста долларов. И никаких случайных банкнот, сунутых в ящики, в вазы: я искал очень тщательно, осмотрел даже погубленные коллажи, не вклеена ли в вульгарные дизайны какая- нибудь безвкусная зеленая бумажка. Но нет. Отодрал, что отодралось, от рецензии на «Баб Боя», главным образом, снимок Карлотты, желая его иметь. Зачем? Молодость, хвастливость, сочинение эпиграммы насчет конца и гонца. С выдранным куском коллаж смотрелся гораздо лучше. В карманах брюк Честера оказались лишь даймы и никели; в лежавшем в пиджаке бумажнике две пятерки, десятка и карточка обеденного клуба, которую я повертел в руках с мыслью забрать, но понял, что это ведет к безобразному криминалу. Нет, пришлось довольствоваться суммой в 115 долларов 65 центов; не много, с учетом сделанного мною для них и для их любви, как они выражались. Вернувшись в спальню, я сказал:
– Извините за прерванный упоительный психоз, по мне надо позвонить.
Они быстро очнулись от неги. Смотрели па меня снизу вверх взглядом, быстро превращавшимся в собачий, молящий. Им снова требовались мои услуги, но чем они могли за них расплатиться? Мир жесток; факты экономической жизни безнадежно жестоки. Я сел на край кровати под прямым углом к Ирме, стал просматривать телефонный справочник, а она робко сунула палец мне между ягодицами. Я проигнорировал этот жест. Дозвонился в Кеннеди до Карибской авиакомпании, выяснил, в самом деле есть рейс на рассвете, но, спросив про стоимость билета, понял, что у меня не хватит даже на один билет экономического класса. Поэтому велел Ирме вытащить из моей задницы палец и окрысился на Честера, лишенного наличных. Честер, впрочем, отреагировал сдержанно и пришел на помощь, сказав:
– Тебе надо поехать в Майами и отработать проезд. Там на кисах[29] у миллионеров полным-полно чудных яхточек, – на Ки-Ларго снимали фильм с Богартом, и на Пиджин, и на Нижней Матекумбе. Там всегда рады парню, желающему прокатиться в Вест-Индию, если он услужливый и респектабельный. Работа галерная, развлечение жен и так далее.
– Ты себе на проезд заработал? – полюбопытствовал я.
– На галерах работал, – сообщил Честер. – Уехал из дома, поехал в Саванну-ля-Map. Потом снова вернулся, потому что знал, разобью сердце своей старушке.
– Ну ладно, – сказала Ирма, тиская мое бедро. – Честер, может, снова отправишься в ванную?
– Надо тебе, – сказал Честер, – связаться с авиакомпанией «Уиум» в Ла-Гуардиа. Они часто летают в Майами. Думаю, можешь попасть на шестичасовой рейс. Позвони и спроси. У них так называемые «плюрибусы», не реактивные лайнеры, не такие большие, но вполне приличные, знаешь. Я работал с этими самыми «плюрибусами». Кроме всего прочего, патриотично. Рекламу помогал сочинять.
– Этим ты занимаешься? Рекламой?
– Простите великодушно, – старомодно сказала Ирма, – что перебиваю. Может быть, мне уйти, чтоб вы, мальчики, могли мило поболтать?
– Кое-что мое можно в подземке увидеть, – сказал Честер. Нагота его и вялый член (любовь в мужчине увядает гораздо позже призвания) были теперь атрибутами раздевалки. – Соленая рыбка Фолли, – сказал Честер. – Был «Соленый Мевии», а я предложил Мевинский, Реджинальд Мевин-Кальсонов, Ван Мевин, О'Мевин и Мак-Мевин, хэй-хо.
– Моему отцу понравилось бы, – сказал я.
