которых ты еще вчера даже и не подозревал!
Правда, я заметил, что Борис далеко не равнодушен к Зое. Его знаки внимания, хотя и очень тактичные, все же не были просто обычной вежливостью. И странное дело — где-то в глубине души меня словно кольнуло давным-давно забытое чувство ревности. Правда, я тут же взял себя в руки: во-первых, они давно знакомы, на чужой каравай…, а во-вторых, даже если и разевай — против ироничного, ладного Бориса у меня нет никаких шансов — с женщинами я обычно теряюсь, начинаю мямлить и смущаться…
После ужина Зоя взялась за уборку, мы с Борисом ринулись помогать — но хозяин, взяв нас под локотки, со словами: «Богу — богово, а кесарю посуда!», повел нас в кабинет.
Бедная Зоя, оставшаяся один на один с горой грязной посуды, одарила своего папу далеко не ласковым взглядом, сообщила, что завтра у нее первая пара, поэтому на завтрак пусть никто не рассчитывает, она не успеет ничего приготовить. Мы дружно согласились, пожелали Зое спокойной ночи и двинулись вслед за хозяином.
Квартира Паганеля была огромна и здорово напоминала музей. Все стены в комнатах, коридорах, прихожей были заняты картинами, полочками с какими-то статуэтками, глиняными, металлическими, стеклянными сосудами, книгами. Старинная резная мебель темного дерева, громадные книжные шкафы с гранеными стеклами — я вдруг почувствовал себя в девятнадцатом веке, в особняке какого-то вельможи, не хватало только дворецкого в ливрее — открывать перед нами двухстворчатые темно-коричневые двери с медными ручками.
Пройдя через прихожую, мимо закрытых дверей в спальню и гостевую (Паганель по дороге комментировал, как заправский гид, где что находится), мы вошли в гостинную. Удивительное дело: старинная мебель, резная, солидная, даже вальяжная, прекрасно гармонировала с ультросовременным японским телевизором, плоский полутораметровый экран которого отразил высоченного Паганеля и наши с Борисом комичные силуэты в закатанных хозяйских штанах.
Кабинет Паганеля, большая квадратная комната, поразил меня еще больше. Множество стеллажей с книгами, огромный дубовый стол, кожаные кресла. В углу — компьютер, по светящемуся экрану которого ползла зеленая надпись: «Не забудьте выключить телевизор! Пик-пик-пик…». Старинный глобус в медной станине — и археологические находки. Они были везде — на полках, на столе, среди книг. Оружие, фигурки людей и животных, фрагменты статуй, шлемы, кольчуги, какие-то цепочки, кермические таблички, кувшины… Всего сразу и не углядишь. В углу стоял манекен, одетый в средневековые рыцарские латы, на стене под стеклом разместились старинные пищали, пистолеты, оправленные в серебро, мечи, кинжалы, сабли, шпаги…
Хозяин кабинета сел к столу, мы устроились напротив, сразу утонув в кожаных обьятиях кресел. Паганель собрался с мыслями, кашлянул и негромко произнес:
— Погиб наш друг и коллега, Николенька… Светлая ему память…
Денис Иванович в коме, я очень волнуюсь за него — все же шестьдесят лет не сорок, здоровье уже не то. Будем надеется, он выкарабкается. Связующем звеном в этой трагической цепочке является тот самый амулет, который вы, Борис, так неосмотрительно извлекли из бокса. Мы с вами взрослые образованные люди, в чертовщину не верим, и правильно делаем. Но существует множество вещей, мягко говоря, не укладывающихся в рамки классической науки. Кстати, индикатор негативной энергетики, «мельничка», как вы ее называете, могла среагировать не обязательно на амулет — наши дома, например, особенно в шестидесятые-семидесятые годы, строились из панелей, а в бетон в качестве наполнителя шел и гравий, и шлак, и всякие отходы. Окажись там какой-нибудь источник радиации — скажем, кусок облученной породы, и наша «мельничка» четко на него среагирует.
Я почувствовал, как неприятный холодок снова подбирается к сердцу:
— Вы хотите сказать, что у меня в квартире есть источник радиации?
— Сергей, я не хочу вас заранее напугать, но в первую очередь мне придется проверить ваше жилище, затем осмотреть амулет — до этого я не смогу уверенно сказать, с чем мы имеем дело.
Борис при упоминании амулета напрягся и проговорил, глядя в темное окно, по которому сбегали дождевые капли:
— Максим Кузьмич! Может быть, лучше вообще не доставать больше этот треклятый амулет? Зароем его где-нибудь в лесу, как и просил перед смертью Николенька! Слишком много опасных случайностей связано с этой вещью.
— Я понимаю ваши опасения, Борис. Да, иногда артефакты бывают смертельно опасны. Да, многие наши находки, попади они в неопытные руки, могут наделать бед. Но именно поэтому мы не можем так обойтись с находкой Профессора и Николеньки. И потом — вдруг амулет поможет нам разгадать тайну смерти Николеньки?
Признаюсь, меня слегка удивил такой интерес Паганеля к амулету — тут человек погиб, а он зациклился на этой побрякушке, пусть и очень ценной! Паганель между тем продолжил:
— Нет, решено! Сегодня вы ночуете у меня, даже и не возражайте! Да куда вы пойдете, заполночь уже! А завтра мы все вместе поедем к вам, Сергей, и займемся этой страшноватой диковинкой.
Борис, угрюмо молчавший, вдруг встал, прошелся по комнате, повернулся к Паганелю:
— Я обещал Сергею, что мы выведем его из этой истории при первой же возможности! Если уж вы так настаиваете, мы действительно сьездим к нему домой, но лишь за тем, чтобы забрать бокс. Он — случайный человек, и нельзя подставлять и его голову, мало ли что!
Тут пришел мой черед воспротивиться:
— Здорово ты все за меня решил! Между прочим, из-за этой штуки погиб мой друг! Вы, Максим Кузьмич, правильно сказали, что милиция убийцу не найдет. Николенька умер практически у меня на руках, кому, как не мне попытаться выяснить, что же было на самом деле той ночью, с кем встретился Николенька, кто его убил? Я понимаю, что это опасно, но только трусом я ни когда не был, и не буду!
Борис, однако, не сдавался:
— Ты все равно ничего не смыслишь в археологии! Пойми, это не шутки! Потом будет поздно, а на нас с Максимом Кузьмичем ляжет вся ответственность!
Я почувствовал, что начинаю злиться — у меня появилось подозрение, что я просто мешаю искателям:
— Хорошо! Если уж ты так настаиваешь, я начну самостоятельное… расследование! Если вы не хотите помочь — обойдусь. Слетаю в Курган, найду Профессора, подожду, когда он выздоровеет, поговорю с ним… Надеюсь, он не ты, не откажет!
Я, не заметно для себя, распалился и повысил голос. Паганель, молча наблюдавший за нами, вдруг поднял руки:
— Тихо, тихо! Вы еще поссортесь! Борис, я думаю, как говорится, ты не прав! Сергей — достаточно взрослый человек, чтобы решать, что ему надо делать, а что — нет! А то, что он не прфессионал… Тут не профессионализм важен, а прагматизм, разумность и интуиция. Лишних людей в таком деле не бывает!
Вообщем, предлагаю последовать старой мудрой истине: «Утро вечера… м-м-м…мудренее!». Завтра сьездим, посмотрим… Там и решим! А сейчас выкурим трубку мира — и баеньки!
Мы с Борисом, недовольные друг другом, достали сигареты, а Паганель принялся выколачивать свою трубку в огромную черную пепельницу. Приглядевшись, я с удивлением опознал в ней фашисткую каску времен последней войны. Паганель перехватил мой взгляд и улыбнулся:
— В пятьдесят первом я, еще студентом, был на практике в Смоленске. Мы копали тогда подвалы Смоленской крепости. Так там этого добра… — он постучал по каске, — Видимо-невидимо было! Ну, мы все, молодежь, и взяли по одной, на память о первых раскопках. Я думал-думал, куда ее, не на полке же держать этакую пакость. Потом приспособил. Очень удобно: «…емкыя, глыбокая!»
Вы, Сергей, посмотрите, если есть желание — тут у меня, в отличии от музея, все можно потрогать, пощупать, так сказать. Пожалуйста, интересуйтесь!
Борис угрюмо листал како-то журнал. Я встал и пошел вдоль полок. Боже мой, чего тут только не было! Плоские ящики с монетами, украшениями, всякими мелкими безделушками. Коллекция ключей — от крошечных до громадных, с затейливыми бородками и всякими мифологическими зверями, обвивающими стержни ключей. Ножи, стрелы, топоры… Все осмотреть не хватило бы и суток!
Мое внимание привлекла небольшая, в ладонь, фигурка летящей птицы. Что-то вроде цапли: бронзовые раскинутые крылья, короткий хвост, длинная вытянутая шея, острый клюв заканчивается
