Они некоторое время молчали и пили чай, черпая варенье маленькими десертными ложечками. Эти ложки Влада тоже помнила с детства, приборы достались от бабушки.
– Мам… Тебя ведь всегда так огорчало, что я не такая как все и не оправдала надежд…
Ирина Викторовна удивленно вскинула голову, чтобы увидеть дочь через стекла очков, съехавших на кончик носа.
– Точно ничего не случилось? Когда ребенок начинает темы, на которые сам же поставил табу, впору заволноваться!
– Случилось. Так скажем, мне намекают, что я занимаюсь не тем делом, которым должна. И вообще веду неправильную жизнь. Точь-в-точь как ты всегда говоришь.
Мама скептически улыбалась, в недоумении глядя на дочь. Наверное, не могла поверить, что ей официально разрешили оседлать любимый конек.
– Конечно, неправильную. Что это за профессия такая «путешественница»? Ладно бы, работала в National Geographic и писала интересные вдумчивые статьи о тех местах, что видела. Или научную работу вела. А то возит стайки туристов по отелям, чем же тут гордиться? Ни семьи, ни дома. Все принца ищет да не может найти, столько хороших парней упустила. А сколько раз я предлагала разменять нашу квартиру и купить тебе жилье? И нет бы, какие вдумчивые аргументы привела! А то: «Не уверена, что хочу жить в Москве». А где ты хочешь жить и когда наконец уверишься?
– Вот все, что ты сейчас говоришь, – перебила Влада, – все, что я слышу с юности, на самом деле так важно, мам? Я правда так сильно отличаюсь от других?
– Неужели сама не видишь? Юля Иванова, например, защитила кандидатскую диссертацию, я встретила ее маму в булочной и услышала новость. А соседка, Катя Долгозерова, третьего ребенка родила! Дом – полная чаша, муж такой молодец! Твоя одноклассница Женя Епифанцева возглавила профсоюз молодых докторов, и это помимо основной работы в поликлинике. Все дети моих подруг при деле – или профессии имеют, или семьи. Или серьезное, нужное увлечение. А чем увлекаешься ты? Перечитываешь тома братьев Гримм? Ты общаешься с кем-нибудь? Ходишь куда-нибудь? Или все так же сидишь дома вечерами, не интересуясь реальной жизнью? Влада, тебе двадцать шесть в этом году стукнет! Не пора ли вынырнуть из своих сказок в реальную жизнь? Впрочем, зачем я это снова повторяю, ты и так все знаешь.
– Да ладно, все как у всех. Отцы и дети. – Влада не обижалась. Она давно привыкла. Только вот если еще вчера могла смело возразить маме, то после разговора со Снежанной вдруг стало нечем крыть.
Казалось, она ведет нормальную жизнь и все хорошо. Неплохая работа, интересное хобби, кому какая разница, что читает перед сном? Это личное дело каждого. И вдруг получается, что надо было давно задуматься и понять, что это неспроста. Поверить, что вся ее с таким трудом отлаженная жизнь – иллюзия и сама Влада не один год прячет голову в песок и не замечает очевидного. Как же сложно осознать такое!
– Не знаю, почему ты вдруг решила поднять эту нелегкую тему, – подала голос мама, – наверное, есть на то причины. Может быть, взрослеешь наконец, или это такой запоздалый переходный возраст? Но хочу сказать одно: то, что я никогда не понимала тебя, не мешало любить. А это главное. Я родила тебя поздно, когда уже и не надеялась иметь детей. Да и врачи в один голос твердили, что не выношу. И когда ты появилась на свет, я была уверена, как и любая сумасшедшая мамашка, что моего ребенка ждет необыкновенная судьба. Но все, что тебя интересовало с детства, – читать книги, не выходя из комнаты. Ни подруги, ни кружки и секции, ни учеба, по большому счету. Ну какой матери такое понравится? Ты уж не сердись на меня сильно. Я ведь давно стараюсь не вмешиваться в твою жизнь, правда?
– Правда, – через силу улыбнулась Влада, чувствуя, что глаза наполнились влагой. – Я тоже люблю тебя, мама. Пойдем спать, что-то нет сил, почти два часа ночи.
Ирина Викторовна кивнула, подсказала, где взять свежее постельное белье, и принялась убирать со стола, выпроводив дочь с кухни. А Влада зашла в свою спальню и рухнула на диван. Мама ничего не меняла в комнате, и все вещи лежали на местах, там же, где обычно. Пожилой одинокой женщине за глаза хватало двух оставшихся комнат, гостиной и спальни, и владения дочери оставались нетронутыми.
На письменном столе под стеклом лежали школьные фотографии и засушенные листья, которые Влада любила собирать осенью в парке. На столе стоял старенький, но еще рабочий стационарный компьютер с модемом, а по соседству – школьная подставка для книг, стакан с ручками и карандашами и настольная лампа из «Икеи», купленная Владой. На стенах – стройные ряды книжных полок, на которых не было ни сантиметра свободного места. Каждый раз, приезжая домой, она доставала книги, протирала пыль и ставила на место.
В небольшом шкафу для одежды висели на плечиках майки, брюки, кофты и даже зимняя и демисезонная куртки, Ирина Викторовна категорически отказывалась выбрасывать их. Она привыкла всегда и на всем экономить и не верила, что современные девушки могут запросто относить платье один сезон и выкинуть, купив два других. Давно можно было выбросить эту старую мебель и продавленный диван, переклеить обои, заменить выцветший линолеум и вдохнуть в квартиру новую жизнь. Но все, на что согласилась мама, это вставить пластиковые окна. Единственные подарки, которые Ирина Викторовна принимала с удовольствием, – современная кухонная утварь. Пароварка, соковыжималка, блендер, йогуртница, набор дорогих кастрюль и кофе-машина нашли свое место на маленькой кухоньке и никогда не стояли без дела. И однажды Влада почувствовала, как рада, что интерьер маминой квартиры не меняется, что ее собственная комната живет как будто в прошлом, застряв в ушедшем веке. Как легко ей дышится в обстановке детства, среди родных вещей и запахов. Как будто переносишься на машине времени в школьные годы.
Она не могла понять, откуда возникает это чувство, ведь сама когда-то мечтала поскорее уехать из дома, жить отдельно от мамы и делать то, что хочется. Но однажды заметила, как приятно возвращаться домой.
Влада не стала раскладывать диван и доставать наволочку и пододеяльник. Постелила только простынь, наспех разделась, укрылась пледом, а под голову положила огромного плюшевого медведя. И уже через минуту спала.
Пожилой мужчина с бледной кожей и спутанной бородой, такой беспомощный во всех этих проводках и капельницах, мало чем напоминал того бодрого и сильного дядю Арсения, которого бережно сохранила Машина память.
Доктора не могли сказать ничего определенного, и это пугало больше всего. После инъекции, что старику вкололи в Ключах, прошло достаточно времени, давно должен был очнуться. И вот все жизненные показатели в норме, пульс, давление, результаты анализов, а Морозов никак не приходит в себя целую неделю. Лечащий врач уверяет, будто это такая нетипичная реакция на препарат, поскольку пациент, как выяснилось, много лет вообще не принимал никаких лекарственных средств.
Луиза круглосуточно дежурила в палате мужа и сама уже стала напоминать привидение: бледная, молчаливая, задумчивая. Бесшумной тенью передвигается по коридорам больницы, от кафетерия до душевой и обратно к постели любимого.
– Пожалуйста, сходи в отель, это ведь недалеко от клиники, отмокни в ванной, отоспись хоть несколько часов! Обещаю, что не выйду из палаты, все время буду здесь! – Мария Морозова в очередной раз попыталась убедить тетю отдохнуть, особо не рассчитывая на успех. – Я так ждала нашей встречи, так мечтала об этом, и вот вы оба в Москве. Но теперь уже волнуюсь не только из-за здоровья Арсения, но и из-за тебя. Нельзя целую неделю безвылазно сидеть в больнице. Теть, ну что случится за четыре-пять часов? Если он очнется, я тут же позвоню!
– Не очнется, – устало выдохнула Луиза. – По крайней мере, в ближайшие пару часов точно не очнется, я почувствовала. Поэтому и не уходила раньше. Нужно быть рядом, чтобы понять. А внутренний голос молчал, и я боялась вдали пропустить подсказку. Так что, пожалуй, и правда, пора выспаться на нормальной кровати. Спина уже ноет от казенных кушеток.
– Вот и хорошо! Водитель внизу, сейчас позвоню ему. И не переживай, я все равно буду в клинике, никуда не уеду до твоего возвращения!
Луиза тяжело поднялась со стула, поцеловала двоюродную внучку и, еще раз глянув на супруга, вышла.
Мария с облегчением опустилась в кресло у окна и закрыла глаза. Ей самой не мешало бы устроить хоть сутки передышки. Все это время, после того памятного звонка Луизы из Доманьи, после того, как выручили
