Необитаемое сердце Северины

самого, короче, во всех местах. А значит, можешь предсказать.

– А что с моей стороны? – тихо спросила Лика, внимательно, как в незнакомца, вглядываясь в Лекса.

– С вашей! – многозначительно поправил ее Лекс. – Если за шесть месяцев не найдете, я ухожу с концами. Без каких-либо условий. Просто исчезаю, будто меня не было. Даю подсказку. Где-то в душе я патриот. Надеюсь на счастливое будущее своей страны.

* * *

Спустя неделю Лика доложила куратору о невозможности найти деньги Феликса обычными способами, а излишне напрягаться, отслеживая их путь, только время тратить. 1072 что-то приобрел, и это что-то за границу не ушло.

– Акции, кстати, оказались настоящими, но их количество, конечно, несоизмеримо с суммой ушедших денег – уныло закончила Лика.

– Куда он поехал из книжного магазина? – спросил Куратор.

– Из интересующих нас мест – автовокзал и камера хранения там на следующее утро. Приехал с пустыми руками, так же и уехал. Можно предположить, что в камере была информация – документ, дискета?.. Я проверила его компьютер, чисто – ничего нового для нас.

– Небольшое количество стекляшек можно увезти в кармане.

– По камням контакты проверила. Чисто. Осталась одна тема – Норильск. Я не верю, что 1072 потащился туда, чтобы разузнать об акциях.

– Ты считаешь, что он мог конкретно интересоваться хищениями драгметаллов? И заказать себе килограммов тридцать-сорок? Сомнительно. Так или иначе... – Куратор вздохнул, как умеют пожилые – тяжко и со значением, – сейчас «НорНикель» – проблемная территория. Отделу контрразведки туда соваться вообще не стоит, пока Контора не определит свои прерогативы. Там сейчас Прохоров уходит из генеральных. Для затравки выдвинута фигура Морозова.

– Не знаю такого, – сказала Лика.

– И не должна. Дядя не простой, особо не светится. Директор департамента по коммерческим сделкам АКБ. В этот момент любой случайный факт, например, что отдел ФСБ интересуется схемой хищений драгметаллов на «НорНикеле», может сработать неожиданно. Объясняй потом начальству, что ты, азартная наша, сунулась в этот покер потому, что с киллером поспорила. Что приуныла? Выше нос, Лукерья Дмитриевна. У нас еще есть время поискать, хотя... Уж не знаю, каким образом – чутьем или анализом, но твой подопечный выбрал самое неподходящее время для проявления любой нашей активности.

– Вы о смене директора Конторы?

– Да. Скорей всего Ковалева заменят уже в июле. Мы попадаем в зону перемен, неизвестно, какие проекты по аномальным явлениям будут свернуты при новом директоре. Ходят слухи, что придет питерский. Другой город – другой близкий круг.

– 1072 не мог настолько проанализировать ситуацию, что именно этим летом... – ошарашенно посмотрела на куратора Лика.

– Но он правильно определил продолжительность смутного времени в нашем ведомстве – пять-шесть месяцев. И еще. Не думаешь же ты, что мы сможем отпустить 1072 на все четыре стороны? Конечно, не думаешь! – повысил голос Куратор, сверля глазами загрустившую Лику. – Займись лучше делами. Что у нас по Пирсу?

– Чисто. Англичане на удивление быстро замяли этот инцидент. Пирс действительно имел некоторые нетрадиционные наклонности... – бормочет Лика.

– Да, нам повезло – он был педиком! – громко перебил ее куратор. – Соберись уже! Надеюсь, его «случайного партнера» никто не смог описать?

– Описали все из почти сотни свидетелей. По их словам это был огромный потный американец.

* * *

Северина в конце июня села в поезд до Вологды. Шалакуша уплывала мимо окон в теплом летнем дождике как размытый мираж. При девочке был небольшой рюкзак с кое-какими вещами, из документов – паспорт, аттестат и характеристика из интерната. За накладную обложку паспорта засунута фотография Варвары, которая стоит рядом с коровой Муркой и улыбается. Деньги Северина везла в пришитом на майку кармане, и частенько проводила рукой под грудью, чтобы убедиться в их сохранности. А попутчики – немолодая пара в трауре и строгая старушка в очках – восприняли такое ее беспокойство как поглаживание пустого желудка, и стали девочку потчевать. Муж и жена выложили на стол поминальную еду, старушка – еще теплые пирожки. Она села вместе с Севериной в Шалакуше. Завязались разговоры. Для Северины было в новинку, что посторонние люди могут через полчаса после первой встречи начать выкладывать все о своих радостях и печалях. Старушка ехала в Вологду с радостью – родилась правнучка. Пожилая пара с печалью везла домой прах погибшего на военных маневрах сына.

– Вы его сожгли? – заинтересовалась Северина.

Муж с женой переглянулись.

– Да там и не осталось почти ничего после взрыва, – сказала женщина, задержала дыхание, но слез не дождалась – усталость и горе высушили глаза.

Мужчина безучастно смотрел в окно и стопочками потихоньку опорожнял бутылку водки. Пришла проводница проверить билеты. Ее тоже пригласили выпить. Старушка сказала, что правнучку назовут в честь прабабушки – Прасковьей.

– Вот радости будет девчонке на Парашу откликаться, – заметила быстро захмелевшая женщина в трауре.

– Не знаю, – покачала головой старушка. – Меня так в девчонках Пашей звали. А тебя, детка, как зовут? Куда одна едешь?

– Она взрослая уже, с паспортом. Может и одна ездить, – сказала проводница и положила большую теплую ладонь на колено Северины.

* * *

Северина вышла в Вологде затемно, посидела на лавочке у вокзала до рассвета и пошла погулять по городу. Ей понравились улицы на окраине – прямые, все из аккуратных деревянных домиков, с клумбами под окнами и невысокими заборчиками, чтобы можно было хорошенько рассмотреть, чего диковинного вырастил каждый. К девяти утра она вернулась к вокзалу. Устала, выпила газировки из автомата и села подумать на лавочку.

Она еще не решила, куда ехать. Мужчина, который захотел стать ее крестным, по паспорту тогда был прописан в Москве. А женщина – в Петербурге. Ей хватит денег на одну дорогу до любого из этих городов и на месяц пропитания. Но что-то сдерживало Северину, заставляя ее не спешить. Что-то важное, вроде предчувствия обязанностей, от которых она не сможет отделаться, как только встретит кого-то из крестных. А ощущение свободы и абсолютного сиротства вдруг оказалось таким приятным – не нужно ни о ком беспокоиться! Она никому ничего не должна. И может теперь запросто стелиться под любой сапог, как обещала Армия, уговаривая ее не спешить врачевать людей.

Северина улыбнулась и осмотрелась. Врачевать пока было некого. Люди сновали туда-сюда, суматошно заполняя пространство вокруг. В этой равномерной суете появился посторонний тревожный звук – визг тормозов. Сильный удар, скрежет металла. Северина встала. Она увидела аварию на повороте дороги и побежала туда, тревожась и удивляясь ощущению исполнения загаданного.

Грузовик смял легковушку, протащив ее перед собой до упора в столб. Подбежавшие прохожие и водитель грузовика к моменту появления Северины пытались вытащить из легковушки зажатого сзади пассажира. Водитель и женщина с переднего сиденья лежали на земле рядышком, над ними Северина и присела, положив ладони на грудь каждому и потихоньку потом перемещая их по телам.

– Нельзя шевелить! – крикнула она водителю грузовика, который хотел положить под голову окровавленного мужчины свою свернутую спецовку.

Понемногу толпа плотным слоем, обступила пострадавших и Северину. Кричал на каждом выдохе пассажир легковушки с заднего сиденья. Наконец, послышалась сирена «Скорой помощи». У Северины затекли ноги, она стала на колени, не убирая ладоней от неподвижных тел.

Выбежавшая из «Скорой» врач увидела между лежавшими пострадавшими девочку с рюкзаком за спиной. Девочка стояла на коленях, опустив голову, и почему-то держалась руками за раненых. С ее носа