Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

8 мая. Понед<ельник>

Был доктор А. С. Хозацкий, высланный из Берлина как еврей. Его положение очень тяжелое: нет средств и трудно здесь устроиться. Хочет ехать в Америку. Это очень симпатичный, серьезный человек, очень культурный, знающий врач. Мы знакомы с ним уже 20 лет, еще в России. Он интересуется рел<игиозными> вопросами, особенно тем течением среди евреев, кот<орое> признает Христа Мессией, но не входит в Церковь. Мне он говорит, что получил чисто научное образование и ему трудно поверить в Таинства Церкви, в реальность их. Для него это лишь символы. Я пыталась доказать ему, что таинства не символы, но доказывать такие вещи нельзя. Нужна вера, и я знаю, что тот, кто ищет, кто стучит, тот этот дар получит. Думаю, что А. С. поверит, т. к. это человек, подлинно жаждущий и ищущий истины.

Вслед за Хозацким пришел доктор С. А. Ильницкий, а за ним m-eur De Monbrison и княгиня Irene de Russie... Я вошла в кухню и говорю нашей милой Marie — прислуга-испанка (ее взяли ухаживать за мамой, кот[орая] уже не встает с постели). Говорю Marie: «Savez-vous, je suis tres fatiguee. Tant de visites!»* А она мне: «Oh, madame, c'est un si bon signe! On vois, que tout le monde vous aime!**

Эта Marie — милейшее существо несмотря на многие ее недостатки как прислуги. Очень религиозна и жаждет религиозной пищи. Забирает у меня все книги рел<игиозного> содержания и читает, хотя сама малограмотна. Выбирает среди книг: St. Jean de la Croix^[383] , Leon Bloy, Maritain'a и т. д. От природы умна, но не училась даже в начальной школе, т. к. всю жизнь была в большой бедности... К нам привязалась и очень ценит то, что у нас «се n'est pas comme chez les autres. C'est une vie plus spirituelle»***.

* «Знаете, я очень устала. Так много гостей!» (фр.).

** «О, мадам, это хороший знак! Видно, что все вас любят!» (фр.).

*** «Не так, как у других. Это жизнь более духовная» (фр.).

175//176

9 мая (втор<ник>)

«В мире не было никогда настоящей революции. Были лишь переодевания, приспособления к ней. Подлинная революция есть революция сознания, переоценка всех ценностей», — говорит Ни сегодня за завтраком, и на эту тему мы говорим.

10 мая, среда

Как буря ворвалась утром Генриетта Паскаль-Либерман. Знаем ее еще из Москвы. Натура артистически-богемная, но в сущности человек очень добрый, отзывчивый... Мечтает создать здесь свой театр, но пока безуспешно... К завтраку, как всегда по средам, приходит о. Стефан, всегда тихий, печальный. Трудно ему. Его приходская работа, видимо, его тяготит. Хотел бы уйти в монастырь, но старцы велят оставаться... По этому поводу говорим с сестрой о том, какая страшная вещь отдание своей воли другим. Человек должен сам отвечать за избираемый им путь. Бог никого не насилует. Бог есть любовь и свобода, а не рабство...

У Ни какой-то новозеландец.

Перечитываю роман Грина^[384]. Очень люблю этого писателя — суровая простота и глубина.

Новозеландец произвел очень хорошее впечатление на Ни. Похож на рус<ского> интеллигента. Много рассказывал о Новозеландии. Там теперь социалистическое> правительство, страна богатая, культурных людей немного, но общий уровень образования высокий, нет безграмотных, нет нищих. Книги Ниочень знают и еще книги Барта, и есть разделение: почитатели Ни и почитатели Барта.

Четверг, 11 мая

Ни завален корректурами его новой книги «О рабстве и свободе человека (опыт персоналист<ической> философии)».

За завтраком говорили о Ленине, и Ни сказал, что находит сходство между Лениным, митрополит<ом> Антонием (Карловацкий, крайне правый)^[385] и Л. Толстым. «Это тот же тип... Грубость, простота, нигилизм»*.

* Вместо зачеркнутого: упрощенность мысли, фанатизм.

176//1777

Сегодня первый теплый день, но весной не пахнет. Каштаны (вокруг нашего дома огромные) уже зажгли свои восковые свечи и тянут в мое окно широкие лапы...

Пятница, 12 мая

Холод, дождь с градом... Утром получили из Америки от Сорина (художника?)^[386]на имя Ни 25 дол<ларов> для Эли. Ни и Франк собирают для нее деньги для лечения, т. к. в последнее время она болеет и, быть может, нужна будет операция. Стараемся поддержать ее дело: сближение евр<еев> и христиан (Foyer judeo-chretien*, кот<орый> сущ<ествует> уже 2 года. На днях об этом Foyer была очень хвалебная статья в «Esprit»^[387]. Но до сих пор дело ведется каким-то чудом. Эли живет в нищете, на подаяния, а дело требует затрат на квартиру, на корресп<онденцию>, повестки...

Только что прочла фельетон З. Гиппиус в «Пос<ледних> нов<остях>» — «Магия стихов». Поразила фраза ее: «Вдохновение есть всегда нечто подозрительное»!!^[388]Но что же такое сама поэзия, как не вдохновение? И это пишет женщина- поэт. Правда, в стихах Гиппиус есть все, кроме вдохновения, а значит, и поэзии. Она пишет о «магии» стихов, но что же делает стихи «магичными», как не вдохновение. Мне кажется, что пишущих стихи можно разделить на две категории: поэтов и стихотворцев. Гиппиус — не поэт, а талантливый стихотворец.

13 мая

Сегодня думала о том, как хорошо, что моя сестра разделяет с нами трудную жизнь в изгнании. В ее природе есть много качеств, кот<орых> — увы! — нет у меня. Несмотря на слабое здоровье, она очень заботлива, любит ухаживать за больными, очень общительна и приветлива с людьми. Кроме того, и в практических делах обнаруживает большое умение, несмотря на то, что по своей натуре она человек мало склонный к делам мира сего. И основной интерес ее — это жизнь духа, искусство, природа. В беседах, кот<орые> происходят у нас, она всегда говорит что-то «свое» и горячо отстаивает свою мысль. Она часто дает направление беседе, дает тему, и это очень ценно.

* Иудейско-христианский центр (фр.).

177//178

Я же в делах очень неумела, растеряна. В общих разговорах бесполезна, т. к. больше слушаю, говорю мало.

Воскр<есенье>, 14 мая

К 5 ч. у нас: Фондаминский, Мочульский, М. А. Каллаш, [Цебриков с женой], мать Мария, Пьянов, Горяева, Бернер. За чаем спор Ни с М. А. Каллаш. Начался с критики Достоевского (Каллаш) и перешел на христианство, Церковь... Ни, возражая Каллаш, очень горячился, волновался, и я с грустью заметила, как трудно ему теперь спорить, как тяжело отзывается на нем всякое возбуждение...

К ужину остались: К. В. Мочульский и мать Мария. Ни, видимо, очень устал и не участвовал в разговоре.

Понед<ельник>, 15 мая

Холод, дождь. Но я должна была ехать в Париж, навестить Марию С.^[389] С ней очень важный разговор. Я все еще ее изучаю и наблюдаю, но многое мне близко. О ней вообще нужно написать отдельно, о встрече с ней, о нашем общении в течение этих почти двух лет... В этот дневник — не вместить.