подпись. Он всегда гордился своей подписью. «Д» и «Р» образовывали монограмму, окруженную сложной арабеской; окончание «иддл» как бы было добавлено в последний момент.
Звук работающих машин внезапно оборвался, и наступившая тишина вызывала ощущение шока. Хотя на стене висели часы, Риддл достал свои серебряные из кармана и взглянул на циферблат.
– Ого, уже половина шестого. Похоронные дела отнимают у меня массу времени, мисс Хикс. Я иногда думаю, уж не бросить ли это занятие?
– Но ведь это ваш общественный долг, мистер Риддл.
– Вы правы, мисс Хикс, – кивнул он. – Вы совершенно правы.
Риддлу принадлежал большой каменный дом и участок земли размером в акр. Когда он еще был ребенком, этот дом принадлежал отставному генералу, человеку с аристократическими замашками, который держал пять или шесть слуг. Потом генерал умер, дом долго пустовал, и наконец Риддл купил его. И вот уже почти пятнадцать лет он жил здесь с матерью, вдовой сестрой и ее сыном Мэттью.
– А вот и ты! – Его сестра Сара, старше на семь лет; высокая грузная особа с крупными чертами лица и заметными усиками, обладала почти мужским голосом.
Риддл повесил в передней свой макинтош и сменил туфли на мягкие кожаные шлепанцы. Дом построили в 1890 году в неоготическом стиле, и прихожая напоминала церковное крыльцо.
– Чай будет готов через десять минут.
Риддл ничего не ответил. Они с сестрой вообще редко обменивались более чем парой слов. Он прошел в гостиную, большую комнату с эркером, выходящим на посыпанную гравием подъездную дорожку. Мебель, в основном обитая красным плюшем, досталась ему вместе с домом, так же как и рояль, на котором никто из них не играл. Сара вошла следом.
– Звонил Сидней Пассмор. – Это был брат бывшего мужа Лоры.
– Что ему понадобилось? – спросил Риддл, хотя прекрасно знал о причине звонка.
– Он не сказал. Но предупредил, что зайдет вечером, – Сара минуту помолчала. – Разве вы не встретились на похоронах?
– Похороны – неподходящее место для разговоров о делах.
Сара всегда любила во все вмешиваться, а он рассказывал немного – как раз столько, чтобы еще больше разжечь ее любопытство. Это было их игрой, но игрой, в которой отсутствовали добрые чувства.
– Я сказала ему, что ты будешь дома. Ты ведь не собираешься выходить, не так ли?
– Я не уйду.
Когда он женится, ему придется взять на себя обеспечение обеих женщин. Но с условием: они ни словом, ни жестом не должны вмешиваться в его жизнь. Он не любил Сару. С годами она стала страшной неряхой и зачастую вызывала в нем отвращение, но она была его сестрой.
Лора Пассмор. Перед Риддлом возник ее образ, запечатлевшийся на сегодняшних похоронах. Мысли о женитьбе давно занимали его, и когда Лора еще не помышляла о разводе, он восхищался ею и надеялся, что найдет когда-нибудь женщину, похожую на нее. Он, правда, подумывал о браке с молоденькой девушкой – ведь часто случалось, что мужчины его возраста брали в жены восемнадцати– или девятнадцатилетних, и в его эротических фантазиях фигурировали именно такие красотки, – но у него хватало здравого смысла, чтобы понимать, что молодая пойдет за него только ради денег, тогда как зрелая женщина оценит то чувство стабильности и покоя, которое он может предложить. Их брак станет контрактом, все пункты которого будут понятны и приняты обеими сторонами.
Существовала еще Хильда, шестнадцатилетняя дочь Лоры. Каково это – стать ее отчимом? Ведь жизнь в одном доме предполагает некие достаточно близкие отношения. В его воображении часто возникали живые картины, которые он, краснея от стыда, старательно отгонял. И еще – трехлетний Гарольд. Его отношение к мальчику было тревожаще противоречивым. С одной стороны, ребенок, конечно, будет помехой, заявляя свои права на мать, и, несомненно у него есть все преимущества перед ним, ее будущим мужем. С другой стороны, он мог бы воспитать его как собственного сына, которого он как бы получал уже готовым. Риддл давно решил обойтись в браке без собственных детей – от одной только мысли о возможной беременности и родах его буквально трясло. Более того, что-то в его натуре, видимо, ущербное, мешало ему представить себя счастливым отцом.
Тут он услышал, как пришел Мэттью и поднялся к себе.
Жаль, что именно сейчас возникло это дело с Сиднеем, хотя он был уверен, что Лора не испытывает особой жалости к семейству бывшего мужа.
– Чай готов, – позвала его Сара.
Столовая – мрачная комната с французскими окнами, которые выходили на заросли лавра, – находилась в задней части дома. Овальный стол был накрыт на четверых. Ветчина и холодный язык, уже завядшие листья салата и несколько помидоров; на столе стояли еще хлеб, масло и фруктовый пирог, который, как и все пироги, приготовленные Сарой, наверняка не пропечен в середине. Мать уже сидела на своем месте, и Риддл подошел, чтобы коснуться губами ее лба.
– Здравствуй, мама.
Она еще могла производить впечатление: у нее были резкие черты лица, особенно выделялись удивительно юные карие глаза. Седые волосы убраны в тугой пучок на затылке, а поверх серой шелковой блузки накинут лиловый кардиган.
– Хорошие были похороны?
– Очень хорошие, мама. Много людей, и все прошло без сучка и задоринки.
Старушка взяла большой кусок холодного мяса и намазала хлеб маслом.
– Сара, хлеб совсем черствый, как будто ешь опилки. Могу поспорить, что он вчерашний, – недовольным тоном проворчала она и повернулась к сыну. – Я полагаю, Лора Пассмор тоже была?
– Разумеется, ведь она его племянница. – Ни он, ни Лора никому не говорили о своих намерениях, но Риддл подозревал, что мать и Сара каким-то образом узнали о его предстоящей женитьбе.
– Я читала в газете, что она развелась с мужем, – сказала Сара. Когда Риддл в ответ промолчал, она продолжала: – Не думаю, что ей понадобится много времени, чтобы заарканить кого-нибудь.
– Передай мне, пожалуйста, майонез, Сара, – невозмутимо сказал Риддл и взял баночку, которую ему протянула сестра. Стенки баночки были липкими от майонеза.
Иногда он представлял, как приходит домой и садится обедать за покрытый чистой скатертью стол, на котором стоят белые фарфоровые тарелки с вкусно приготовленной едой. На столе цветы, а напротив него хорошенькая жена в чистом, отглаженном платье…
Лепная каминная полка была покрыта пылью, небольшое вделанное в полку зеркало почти ничего не отражало, занавески на окнах и ковры выглядели ветхими и поношенными. К Саре каждый день приходила помощница по хозяйству, но комнаты никогда не выглядели убранными.
– Она думала избавиться от мужа, а он тут как тут, – вмешалась в разговор старая леди. – Эрни живет в одном из тех домиков на колесах, которые сдает его брат.
Вошел Мэттью и занял свое место, пробормотав сквозь зубы приветствие. Он взял немного ветчины и салата.
– Вот помидоры, Мэттью.
– Ты же знаешь, мама, я никогда не ем помидоров.
– Тебе следовало бы их есть, – возразила его бабушка. – Ничего нет удивительного, что тебя постоянно мучают фурункулы.
Это было правдой. Мэттью месяцами страдал от непроходящих нарывов.
– Ты подготовил компрессор на завтра?
– Да, дядя.
Риддл посмотрел на племянника. Тот ответил быстрым взглядом и уставился в свою тарелку.
Дело с Сиднеем Пассмором сулило Риддлу осложнения. В то время как Эрни, бывший муж Лоры, жил на социальное пособие, его брат Сидней преуспел в бизнесе. Они с женой владели большим бревенчатым домом, а Среднею, кроме того, принадлежал участок, где он установил небольшие передвижные домики на колесах и сдавал их внаем, пользуясь удобным месторасположением – оттуда было рукой подать до города. Он купил участок пять лет назад, а сейчас снял в аренду и прилегающие поля. На главной площадке были возведены туалеты и горячий душ, построены магазин и кафетерий. Причиной
