Но Тас широко улыбнулся и обнял младшего брата:
— Нет, сначала мы должны кое-что отпраздновать.
У Дастана гора с плеч свалилась. Он похитил у Гарсива высокую честь первым войти в осажденный город, но получил за это прощение. По крайней мере, от Таса. Однако от Гарсива ожидать подобной щедрости не приходилось.
— Существует обычай, — напомнил ему наследный принц. — Если ты присвоил себе славу первой схватки, ты должен сделать мне дар в знак почтения.
Тас указал на роскошный кинжал, спрятанный за поясом у Дастана. Тот, пожав плечами, стал отстегивать трофейное оружие, но молодых людей прервал их дядя.
— Он вручил тебе и город, и принцессу, — напомнил Тасу Низам. — По-моему, это вполне достаточный дар.
Тас пригляделся к Кинжалу, прикидывая его ценность.
— Пожалуй, да, — после паузы милостиво произнес он.
Дастан с благодарностью улыбнулся дяде и сунул Кинжал обратно за пояс.
— Поступили первые донесения, — сообщил Низам. — Добрые вести. Ваш отец прервал свои молитвы в восточном дворце и едет к нам. Он прибудет сюда завтра, прежде чем зайдет солнце.
Глава пятая
Трое персидских принцев покорно стояли на пороге внутренних покоев дворца и ждали появления отца. Они не сомневались, что он похвалит их за взятие Аламута. Но когда во дворе появился царь верхом на своем жеребце Акше, на его лице было написано всё, что угодно, только не гордость за сыновей.
Шараман ворвался в покои, не удостоив сыновей ни единым словом.
Тас переглянулся с Гарсивом и Дастаном. Такое начало явно не сулило им ничего хорошего. Наследник со вздохом вошел в покои вслед за отцом.
— Ты что, забыл, чью армию возглавляешь? — взревел Шараман, когда старший сын предстал перед ним.
Пальцы Таса нервно перебирали четки.
— Я долго обдумывал свое решение, — объяснил он. — Как ты мне всегда советовал.
— Я когда-нибудь советовал тебе не подчиняться моим приказам?
Тас с трудом удержался от ответного упрека. Отец всегда хотел, чтобы он вырос истинным правителем, но редко позволял что-нибудь решать и делать самостоятельно.
— Отец, ты оставляешь мне слишком мало места для манёвра, — сказал он.
— Места у тебя вполне достаточно, — ответил Шараман. — Для манёвра, а не для того, чтобы вытаптывать всё на своем пути!
— У нас были сведения о том, что Аламут вооружает наших врагов! — оправдывался сын.
— Чтобы ввести мои войска в священный город, одних сведений недостаточно, — рявкнул царь. — Наши враги не станут мириться с вашими выходками! Вы об этом не подумали?
Тас не верил своим ушам. Он был уверен, что его решение о штурме — правильное. Теперь он в этом засомневался. Юноша обернулся к Низаму.
— Нечего оглядываться на дядю, мальчишка! — пристыдил его отец.
— Ответственность за это решение и его последствия лежит на мне, — сказал Тас. Потом, зная, что вернуть отцовское доверие он сможет только одним способом, добавил: — Я сам прослежу за поисками оружия. Даю слово, что ты не увидишь меня до тех пор, пока в моих руках не будет веских доказательств измены Аламута.
И он, высоко подняв голову, вышел из покоев.
Как только племянник скрылся за дверью, Низам приблизился к брату и постарался его успокоить.
— Ему не терпится познать на собственном опыте тяжесть короны, которую он когда-нибудь унаследует, — сказал визирь.
— Но ты-то не знаешь ее тяжести, — напомнил ему Шараман.
Низам ничего не ответил, прикусил губу. Они братья, но никогда не станут равными. Шараман всегда превосходил Низама — сначала был наследным принцем, потом стал царем. Но младший брат давно научился скрывать свои чувства. Он появился на свет для того, чтобы служить старшему, и ничто этого не изменит. Поэтому Низам перевел разговор на другое.
— Я приказал устроить пир в твою честь, — сказал он. — Твои сыновья и подданные жаждут увидеть тебя.
Гнев царя немного поутих. Его сменила усталость, неотделимая от тяжелого бремени власти. Может быть, празднование в честь владыки хоть немного улучшит его настроение.
— На этом пиру все будут ждать моей улыбки? — осведомился Шараман.
Низам рассмеялся:
— И еще — что ты немного выпьешь. Шараман улыбнулся в ответ. Потом опять погрузился в размышления.
— А Дастан? — спросил он Низама. — Он тоже пошел в бой без разрешения?
— Небольшое нарушение субординации в порыве вдохновения, — улыбнулся Низам.
Шараман поразмыслил над этим и покачал головой. Время не обратишь вспять, что было, того не изменишь. Хочет он того или нет, а священный город Аламут теперь стал частью его государства. И мальчик, которого он подобрал на улицах Назафа, ныне получил прозвище Персидский Лев.
Сам же Лев в этот миг праздновал победу. В одном из внутренних дворов Дастан и его друзья развлекались по-своему.
К стене прислонился Рохам, тот рослый солдат, с которым Дастан не так давно тренировался в боевых искусствах. А перед ним стоял Дастан с кубком в руке.
Дастан внимательно оглядел солдата. Потом стену. Потом отпил из кубка и бегом бросился к стене. Подскочил, взбежал по стене на один шаг — и с грохотом свалился наземь под громкий смех своих товарищей.
— Третий шаг самый трудный, — улыбнулся он.
— Я и второго-то не заметил, — поддразнил чей-то голос.
Дастан поднял глаза. Перед ним сидел на коне его брат Тас. Наследный принц спешился и протянул руку названому брату.
— Мы обнаружили развалины подземных ходов на восточной окраине города, — сказал Тас, подождав, когда Дастан отряхнется. — Я еду туда.
Дастан удивленно посмотрел на брата:
— И не пойдешь на пир?
Тас кивнул. Гарсив с Дастаном прекрасно справятся на пиршестве и без него. Но сначала надо было уладить еще одно дело.
— У тебя есть почетный дар, который ты преподнесешь нашему отцу? — спросил Тас.
В глазах Дастана вспыхнула паника. Как он мог забыть? Таков обычай!
Тас рассмеялся:
— Я так и знал, что ты забудешь. — Он похлопал брата по плечу, потом подал знак слуге. Тот принес Дастану большой сверток.
— Это молитвенная мантия аламутского верховного жреца, самого святого человека во всех странах Востока, — сказал Тас. — Царь будет рад такому подарку. Ты храбро сражался за меня, — добавил Тас. — Я рад оказать тебе ответную услугу.
Тас умолк. Его взгляд устремился на что-то за спиной Дастана. Повинуясь взмаху его рук, Дастан обернулся и увидел принцессу Тамину в сопровождении персидских стражников и служанок.
— Редчайший бриллиант. Но наш отец — строгий ценитель жен, — тихо молвил Тас. — Представь ее