Орисаба, 210, квартира 5 13 июля 1952 г.
Дорогой Аллен!
Посылаю тебе рукопись в отдельном конверте. Надеюсь, издатели останутся довольны. Не изменили бы требований, предъявленных три месяца назад, я бы так не спешил и внес бы в текст больше поправок.
Ну ладно, роман вроде получился прозрачный. На всякий случай прилагаю главу с описанием мексиканского гей-бара — захотят, пусть используют. Вставить ее надо на странице сто пятидесятой оригинальной версии «ДЖАНКИ» (пометки я сделал). Если описание новоорлеанского гей-бара не вырежут, то мексиканский вариант прекрасно дополнит картину. Да, выписано наспех, ведь меня торопили, но я честно старался. Там и сям поместил жену — решился оставить ее. Правда, она проходной персонаж, упоминается вскользь; вот последнее место, где Джоан фигурирует: «В то время мы с женой жили порознь».
Если издатель настоит, введу аварию по пьяни и парочку тюремных сцен. Знаю, они к роману отношения не имеют и только нарушат художественную композицию, однако желание издателя — для меня закон. Все напишу. А нет — так пусть сами вымарывают всякие упоминания о моей женушке. В конце концов, смысловой нагрузки для книги ее образ не несет. Рукопись посылаю тебе авиапочтой; как получишь — дай знать.
Через месяц меня здесь точно не будет. По мексиканским законам окончательное решение по любому делу принимается в течение года; мой год истекает восьмого сентября. Скорей бы.
От Джека ничего не слышно. Он уехал, одолжив у меня последнюю двадцатку, и обещал вернуть деньги, как только вернется в Штаты. Два месяца прошло [174], и если честно, еще ни разу у меня в доме не гостил такой прижимистый говнюк. И я звал его с собой в джунгли! Если бы не аванс, жить мне на талоны.
Море благодарностей тебе за сведения про яхе. Именно их я и хотел раздобыть. Напиши поскорей.
Билл Гарвер здесь, я помог ему обустроиться. В новоорлеанской части «Джанка» есть персонаж Линди Сутенер. Пусть будет Лонни Сутенером; Линди — имя настоящее, а с именами надо поосторожней. Джонни Ирландец будет просто Ирландцем или Джимми Ирландцем. Прототип мертв, но вдруг у него остались наследники? Вот старина Барт пусть остается самим собой: он умер — от сердца — и родни у него не осталось.
Джек меня, честное слово, расстроил. Я купил травы и велел на случай шмона припрятать ее вне дома. Оставил бы Джек малость на «покурить» себе, не целый же пакет! Я ему сразу сказал: (1) я выпущен под залог и вообще нахожусь в жопе; (2) дом — мой; и (3) у меня, долбиться в рот, зависимость. Знаешь, что Джек сделал? Попросил Дэйва [Терсереро] принести пакет травы, хотел спрятать где-то в доме, тайком от меня! Дэйв, не будь дураком, тут же меня предупредил…
И это — лишь малый пример того, какой Джек долбоеб. Прожил у меня месяц, ни цента собственных денег не выложил, а потом смылся с моей заначкой на квартплату и даже открытки не прислал.
Со мной ужиться нетрудно, и сам я уживаюсь с любыми чудаками. Но с чудаком на другую букву, которого зовут Джек, уживаться отказываюсь. Если только он чудесным образом не переменится. До того пусть ко мне больше не приезжает. Кто-то обязан сказать ему правду. И вообще, пусть к врачу сходит: он параноик и считает, будто все вокруг пытаются его наиметь, поэтому бьет первым, на упреждение. Скажем, нет у нас денег, нет хавчика — Джек тут как тут, схомячит последнее. Лежат на столе две булки — две и схомячит. Помню, как я съел свою долю масла — Джек психовал! Попроси его выполнить половину работы или поделиться чем-то, он решит, будто его хотят кинуть. Безумие! Джек просто не видит истинных фактов.
Люблю, Билл
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Мехико,
210 Орисаба, квартира 5 [18 сентября 1952 г.]
Дорогой Эл!
Просто хочу рассказать, как дела. Наконец-то мне написал Джек! Мол, видел Ханке и Бранденберга в Нью-Йорке, а сам сейчас в Калифорнии, вместе с Нилом. По словам Джека, мы хорошие друзья. Придется простить его, хотя нервы он мне попортил основательно, когда приезжал.
Вернулся Маркер, а я понять не могу: радоваться или нет. Наверное, все же следует радоваться. Хотя он пять дней пробыл тут и только потом пришел навестить меня. Уж я тогда не сдержался — устроил спектакль. Больно же было! Маркер сказал, что дружбу мою ценит. Может, и ценит, раз явился после такой-то разлуки. Сказал: «Давай просто дружить, без траха». Отвечаю ему: натерпелся я от тебя и видеться с тобой не могу, да и яйца лопаются, поэтому айда раз-два в месяц того самого. Согласился. Яйчишки все еще побаливают, но раз уж Маркер здесь — любуюсь им, пусть кишка при этом бьет кишку по башке, сон никакой и нервы звенят.
Билл Гарвер ведет себя по-старому.
На юг, на юг, уезжаю на юг. Все, железно и скоро. Детали судебного разбирательства излагать не хочу — ничего интересного, забей. Доходяга Билл Г. отравился левым герой и на два дня съехал с катушек. Пришлось ухаживать за ним, как монашке. Ужас, бля, ужас! Ну все, хватит писать, пора бежать к Маркеру.
Люблю, Билл
P.S. Как дела на издательском фронте? Что Уин? Я тут на Маркера поистратился, теперь меня Билл Г. кормит, но он и за десять песо готов удавиться.
Если надо, вот адрес Джека:
Калифорния, Сан-Хосе, Санта-Клара-стрит, 1047 Е, Кэсседи
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
[Мехико],
Орисаба, 210, квартира 5 6 октября 1952 г.
Дорогой Аллен!
Спасибо за чек. Над финальной частью романа я особо не думал, но если издатель доволен, то хорошо, это самое главное. Тем более «Гомосек» вообще книга случайная, так многие говорят. А раз ее готовы продавать, то я на все соглашусь.
Писать продолжение «Гомосека» даже не думаю. Я создал его ради Маркера, хотя ему наплевать — и на книгу, и на меня.
В Мехико мне осталось всего несколько дней — на этой неделе все и решится. Маркер недавно уехал с каким-то хмырем затрапезным (натуралом). Я с таким не то что обедать не стал бы — в одном поле срать бы не сел. Ладно, на вкус и цвет, как говорится, амиго нет. Надеюсь, когда Маркер вернется, меня здесь уже не будет.
Твой совет признать ну очень полезным отказываюсь. Знаешь, это как утешить нарика: мол, кумары, браток? не ссы, вот соскочишь — и пропадут.
Чую, интрижка с Маркером — последняя. Я много чего перепробовал и каждый раз терпел неудачу. Прежде имелся запас прочности, без траха я мог обойтись. Теперь же прочность на нуле, и сил терпеть попросту нет. Вряд ли у меня когда-то еще случится роман и уж тем более со взаимной симпатией. Бараться за деньги меня не греет — я даже не брезгую, я тупо этого не хочу.
С наркотой завязал. Ну, вмазываюсь децл кодой, и все. Впрочем, эту херню со следующей недели тоже начну хавать меньшими дозами. Забил на джанк и на выпивку. Теперь — ни в одном глазу.
Знаешь, я туг подумал: писатель всегда пишет ради читателя. За ради процесса не пишут. Просто автор редко узнает, кто его читатель, а если узнает — бросает писать. Вот как сейчас — мне неохота писать историю, которую я хочу рассказать. Рассказать Маркеру.
Планов на будущее никаких, кроме одного — смыться в Панаму и стричь там капусту. Как разбогатеть — не важно, я в этом смысле без предрассудков. Среди людей очень редко встречаю именно людей, и поэтому срать на всех. Любовь к ближнему — не мое.
