Олег Рой
Дом без выхода
Сидни Шелдон говорил о технике сочинительства:
«Я пытаюсь писать так, чтобы читатель не мог закрыть мои книги...» Подобное можно сказать о писательском кредо Олега Роя. Увлекательнейшие истории, неожиданные сюжетные повороты, яркие образы сильных, незаурядных личностей стали причиной обращения кинематографа к творчеству писателя.
По его романам снимаются фильмы в России, Америке. Характеры персонажей автора раскрыты с удивительной глубиной и психологической точностью. Олег Рой пишет о вечном – о КАПРИЗАХ СУДЬБЫ, которая сегодня может лишить человека всего, что дорого в жизни, а завтра невзначай вернуть радость бытия. Но его герои, оказавшись на распутье, находят шанс, который дает им провидение, и становятся счастливыми. Перелистывая последнюю страницу захватывающего повествования, испытываешь жалость, что книга закончилась.
...Однажды открыв дверь незнакомцу и пустив его в дом, подумай...
Часть I
В последнее время уже один только вид Старухи выводил Виолетту из себя. Стоило той только показаться на глаза, как Виолетту буквально начинало трясти от ее присутствия.
– Бог мой, ну что ты вечно тут шляешься! Ни днем, ни ночью от тебя покоя нет! Не видишь, что ли, – я только пришла, устала, у меня неприятности! Дай хоть минутку отдохнуть!
Но Старуха, точно не слыша ее слов, невозмутимо прошествовала через всю комнату, уселась в кресло напротив и заерзала, устраиваясь поудобнее. Всем своим видом она точно давала понять, что обосновалась надолго и удаляться не собирается.
Виолетта сердито ткнула недокуренную сигарету в пепельницу. К этим пепельницам – громоздким, тяжелым, из цельного хрусталя – она всю жизнь питала какое-то необъяснимое пристрастие. В добрые старые времена, когда была такая возможность, накупила, наверное, с дюжину, если не больше, окружила себя ими на работе – тогда она еще работала! – расставила по несколько штук в каждой комнате в квартире и на даче. И сколько бы Анна, дочь, ни упрекала ее в безвкусице и старомодности, сколько ни пыталась бы заменить этих, по ее выражению, «допотопных монстров» на что-то более изящное и современное, Виолетта упорно оставалась верна массивному резному хрусталю. Тяжелые прозрачные пепельницы были для нее не просто деталью обстановки, но словно чем-то священным, частью какого-то особенного таинственного ритуала, именуемого курением. Как и дорогое английское «Собрание». Еще недавно Виолетта курила только их и не признавала никаких других сигарет.
Едва войдя в квартиру, она повесила в прихожей плащ, с облегчением сбросила туфли на высоченных шпильках, прошла в одних колготках в комнату, опустилась в кресло и, скрестив длинные и все еще очень красивые ноги, с наслаждением закурила. На разноцветное «Собрание» денег уже давно не было, приходилось обходиться более дешевой отечественной «Явой». Но пепельницы, старые верные друзья, все еще оставались с ней.
– Ну и как дела? Как съездила на собеседование? – ехидно поинтересовалась Старуха.
Виолетта промолчала, только потянулась за новой сигаретой. Что толку отвечать, если собеседник заранее знает все, что ты скажешь. Да и не было у нее сейчас никакого желания обсуждать очередную, уже неизвестно какую по счету неудачу. Сегодня ей вновь отказали в приеме на работу – и, разумеется, все по той же причине. Девчонка, которая с ней беседовала, даже не потрудилась соблюсти приличия или придумать другой предлог. В других местах хоть из вежливости задавали какие-то вопросы, просили рассказать о себе и, пряча глаза, прощались традиционным: «Мы вам позвоним!» А эта только заглянула в паспорт, так сразу же и заявила: «Вы нам не подходите. У нас молодой коллектив, вы будете выбиваться из общей массы и чувствовать себя неуютно». Много она понимает, сопля малолетняя! Был бы на ее месте нормальный взрослый человек, Виолетта сумела бы завязать разговор, попыталась бы убедить, что возраст совсем не помеха, у нее, Виолетты, еще много сил, да и опыта работы с людьми ей не занимать. Но этим молодым да ранним, которые теперь взяли на себя право вершить чужие судьбы, объяснять что-либо бесполезно. По их мнению, уже сразу после сорока начинается старость. А старые женщины должны сидеть дома, нянчить внуков и вязать носки, а не устраиваться на работу.
Старуха злорадно улыбалась, заглядывая в лицо, словно читала по нему, как по книге. Чтобы не встречаться с ней глазами, Виолетта отвернулась и принялась осматривать знакомую до мелочей комнату. Самая большая и любимая, она служила одновременно и столовой, и гостиной. Когда-то все это было отремонтировано и обставлено по последней моде, с не слишком явным, но тщательно продуманным шиком. Теперь уже то там, то здесь виднелись первые признаки запустения, пока еще не явные, но уже заметные внимательному взгляду, точно желтые листья в августе, навевающие грустные и совсем не летние мысли о неизбежности дождей и холодов. Обои с неброским классическим рисунком выцвели на открытых местах, с потолка в углу осыпалась известка, на одном из кресел протерся гобелен, а громадная чешская люстра, бывшая когда-то пределом мечтаний каждого советского человека, растеряла несколько подвесок, да и вообще теперь, когда настал двадцать первый век и появилось с чем сравнить, смотрелась довольно нелепо... Виолетта вздохнула. Ей мучительно хотелось отремонтировать квартиру, придав ей стильный и современный вид, хотелось поездить по дорогим магазинам, накупить новой мебели, навороченной техники и всех этих упоительных безделушек, которых в последнее время продается видимо-невидимо. Еще совсем недавно она могла не отказывать себе ни в чем, покупала все, что понравится. Но тогда вещей было до обидного мало, выбор был настолько ограничен... А теперь, когда от разнообразия разбегаются глаза, у нее нет денег даже на нормальные сигареты.
Проклятая Старуха никак не хотела оставить ее в покое. Она чему-то посмеивалась дребезжащим смехом, от чего голова ее мелко тряслась, а лицо, и так-то неприятное, становилось абсолютно безобразным.
– Что, несладко тебе приходится? – вкрадчиво поинтересовалась она. – То-то же, не все коту масленица, придет и великий пост!
– Да замолчи ты, и без тебя тошно!
Рука Виолетты дрогнула, горящий кусочек пепла упал с сигареты на юбку и чуть не прожег дыру в последнем приличном костюме – этого еще только не хватало! К счастью, она вовремя успела его стряхнуть.
– А раньше-то, раньше-то, помнишь? – продолжала измываться Старуха. – Машина, квартира, дача, наряды из «Березки» да из заграницы, фрукты дефицитные прямо с овощебазы. А теперь этот сыр «Виола», твой любимый, что ты вечно по блату доставала, из-под прилавка, во всех магазинах лежит – бери не хочу. А ты не покупаешь, денег жалеешь. Вот, на колготки бережешь!
– И берегу. Что мне еще остается? – Виолетта чувствовала, что против своей воли опять втягивается в этот неприятный разговор, повторявшийся у них чуть не каждый день.
– Да уж теперь ничего! – не унималась старая ведьма. – То ли дело, пока Эдя был жив. Сидела ты у брата на шее и в ус не дула, а он, бедняжка, надрывался – и тебя кормил, и дочь твою, и своих две семьи. Вот и заездили вы мальчика, царствие ему небесное.
– Ну, знаешь! – Виолетта в сердцах затушила окурок. – В том, что эти стервы, жены его, брата до инфаркта довели, я уж никак не виновата. И потом, ни у кого я на шее не сидела! Сама работала всю жизнь. А то, что Эдя мне иногда денег немножко давал – так в этом ничего особенного не было! В конце концов, он мне всем обязан был! Без меня разве бы он смог чего-нибудь добиться? Опять же, я ему сестра родная, не чужой человек! И к тому же я одна дочь растила! Если хочешь знать, он просто обязан был мне помогать!
Виолетта никак не могла понять, почему она вновь и вновь должна оправдываться перед Старухой. Господи, ну за что же ей это наказание? Почему эта дрянь не хочет оставить ее в покое? А та продолжала нападать:
– За квартиру третий месяц не плачено, а ты опять сегодня новую пудру купила! Сколько можно прихорашиваться-то?
– Ну и купила! – огрызнулась Виолетта. – Должна же я выглядеть как человек!
– Ишь ты – выглядеть! – захохотала Старуха. – Неужели все еще надеешься мужика себе найти?
