Он отнял руки от лица, беспомощно взглянул на Виолетту и вдруг заплакал, точь-в-точь как Сашура – морща нос и роняя крупные слезы. И воспитательница уже не колебалась, обняла его, прижала его голову к своей груди и, с грустью отметив, что в роскошной шевелюре прибавилось седых нитей, стала баюкать, как ребенка:
– Ну-ну! Не плачь. Я здесь, я с тобой. Пройдет время, будет легче. А сейчас тебе надо отдохнуть. Вот я тебе коньячку налью...
В суматохе Виолетта чуть не забыла, что Катя должна вернуться из Франции. Она бы, может, и вовсе не вспомнила об этом неприятном для нее событии, если бы не Галина Ивановна. С утра экономка, как обычно, съездила с водителем на рынок в Жуковку и, разбирая покупки, стала рассказывать Виолетте, какой планируется обед:
– Свекла для борща, капуста, морковка... Свиные отбивные, поглядите, какие хорошие! Катенька будет довольна. И вот банку компотика взяла, вишневого, домашнего, она его просто обожает, и Шурик тоже. Хоть чем-то деточек бедных порадовать, господи боже ж ты мой, горе-то какое...
– Постойте, Галина Ивановна, вы сказали – Катя?..
– Ну так она же сегодня днем прилетает, разве нет? Вроде говорили в понедельник, в полтретьего, что ли, самолет? Или я чего перепутала, с дурной-то головы?
– Ну, ты даешь! – Старуха уже была тут как тут, ходила по кухне, совала любопытный нос во все пакеты и свертки. – Совсем из головы вон, да? Хорошо, тетка напомнила, а то девчонка так и сидела бы в аэропорту!
– И ничего бы страшного не случилось! – сердито осадила ее Виолетта. – Она же не одна во Францию ездила, а с подружкой. Привезли бы ее те родители, не развалились.
– Так-то оно так, – растерянно проговорила Галина Ивановна. – Да только Катенька ведь ничего еще не знает...
– Ох, извините, это я не вам! – раздосадовалась Виолетта. – Что-то у меня совсем нервы расшатались, сама не знаю, что говорю.
Стас, конечно, был совершенно не в состоянии куда-то ехать, и встречать Катю отправили Витька. В глубине души Виолетта надеялась, что охранник расскажет все девочке сам и избавит ее от этой неприятной процедуры, но ничего подобного не произошло. Катя, посвежевшая и дочерна загорелая, но растерянная и со встревоженным лицом, вихрем влетела в гостиную, где сидели на низком диване Виолетта и Стас. На столике перед ним, кроме ставшей уже привычной за эти дни бутылки, были фрукты, орешки, маленькие бутерброды, но Стас даже не притрагивался к еде. Вид отца – осунувшегося, небритого, с воспаленными глазами – привел девочку в ужас. Она бросилась к нему:
– Папа, что случилось? Что с тобой? И Витька на себя не похож, всю дорогу молчит... Сказал, ты мне все сам объяснишь. Что такое? Что у вас произошло? Что-то с Сашкой?
– Нет, Катюша, с Сашенькой, слава богу, все в порядке, – проговорил Стас, прижимая к себе дочь. – У нас другое несчастье.
– Какое? Да говори же ты, наконец!
– Катенька, я просто не знаю, как тебе это сообщить... В общем... В общем, мамы больше нет.
– Тина? – Катя отстранилась и поглядела в глаза отцу. – Ты хочешь сказать, что Тина... умерла?
– Она погибла в автокатастрофе. Доченька, родная моя...
Стас обнял девочку и снова разрыдался. Катя не плакала. Лицо ее каким-то необъяснимым образом сделалось вдруг совершенно взрослым. Она молча переводила взгляд потемневших глаз с отца на Виолетту и обратно, затем осторожно высвободилась и выбежала из комнаты, на ходу вынимая из кармана мобильный телефон.
– Федоровым помчалась звонить! – заключила Старуха, взяла из вазы румяное сочное яблоко и с хрустом надкусила.
Действительно, не прошло и часа, как девочка вновь появилась в гостиной в сопровождении Алексея и Марьяны. Мужчины молча, коротко обнялись, Марьяна быстро взглянула на Виолетту, тотчас отвела взгляд и заплакала, прижимая к себе Катю.
– Я прямо с работы сорвался... – неизвестно зачем сказал Алексей, прерывая долгую тягучую паузу. Старуха вновь наполнила опустевший стакан Стаса.
– Папа, расскажи, как все произошло, – тихо попросила Катя.
Виолетта открыла было рот, но девочка решительно осадила ее:
– Я хотела послушать папу, а не вас.
– Эк она тебя! – воскликнула Старуха, придвигая к себе вазочку с орешками.
Рассказ Стаса получился сбивчивым и невнятным, впрочем, от человека в таком состоянии трудно было ожидать чего-то другого. Марьяна, продолжая плакать, тоже налила себе коньяк. Алексей не пил, слушал очень внимательно, то и дело перебивая речь друга уточняющими вопросами.
– А где ее вещи? – спросила вдруг Катя.
Стас растерянно взглянул на воспитательницу.
– Сергей вчера ездил их забирать и, кажется, положил куда-то в шкаф. Я сейчас принесу. – Виолетта вышла и вскоре вернулась с большим ярко-желтым пакетом. Отодвинув поднос, с которого так никто и не взял ни одного бутерброда, она развернула газету, чтобы не запачкать сажей столик, и осторожно стала выкладывать на нее носатый сапожок, полуобгоревшую лайковую куртку, остатки сумочки и зонтика, связку ключей от дома, золотые часы и кулон.
– Ужас какой! – воскликнула Марьяна.
Стас взял кулон и часы, вложил в ладонь дочери:
– Это тебе. На память о маме... – не выдержал, отвернулся, всхлипнул. Марьяна тоже зарыдала, глядя на обгорелые клочки сумки: «Господи, это ж я ей подарила на день рождения!..» Виолетта поспешила вернуть вещи в пакет.
– Ты бы тоже поплакала для приличия, что ли... – заметила Старуха. Вазочка с орешками перед ней почти опустела.
– А когда похороны? – спросил Алексей. Стас лишь помотал головой и кивнул в сторону Виолетты, мол, все вопросы к ней. Катя с удивлением поглядела на него.
– Послезавтра, – ответила за него гувернантка. – Я сегодня вечером собиралась всем сообщить.
– До сих пор не могу поверить, что Тины больше нет, – простонал Стас. – Не представляю, как мы будем жить без нее?
– Ничего, пап, не беспокойся, это за тебя сделают другие, – сказала Катя, на миг встретившись глазами с Виолеттой. – У нас тут уже, смотрю, новые порядки завелись, новые люди появились... Ладно, Яночка, я буду у себя, приходи. – И, не дожидаясь ответа, девочка поднялась и исчезла за дверью.
Накануне похорон Виолетта совсем сбилась с ног и была рада-радешенька, что догадалась вызвать дочь – если бы ей еще нужно было возиться с мальчиком, она и вовсе бы не смогла ничего сделать. Конечно, воспитательница из Анны была никакая, но, по крайней мере, Сашура хоть был присмотрен и не мешался Виолетте. Ведь все заботы легли на нее, помогать было некому. Дом словно вымер, прислуга ходила на цыпочках, разговаривала чуть ли не шепотом. Катя совсем не показывалась, даже ела у себя, Стас никого не хотел видеть, и, когда нужно было поговорить с ним о чем-то важном, например, попросить денег или выяснить, где могут быть документы на могилу Тининой матери, требовалось приложить массу усилий, чтобы вывести его из прострации. Впрочем, Виолетту это вполне устраивало.
– Так даже лучше, – говорила она Старухе. – Сейчас главное побыстрее со всем покончить, ну а потом уж мы с тобой им займемся.
К счастью для Виолетты, агенты ритуального бюро хорошо знали свое дело, и подготовка к похоронам шла гладко. Единственное, что ее смущало, – услуги эти стоили совсем недешево. В общем и целом похороны обошлись в такую сумму, что Виолетта каждый раз чуть не плакала, отдавая деньги – у нее уже было ощущение, что она выкладывает их из собственного кармана. С того дня, когда Тина оказалась в клинике, Виолетта стала чувствовать себя хозяйкой в доме. Она велела прислуге обращаться по всем вопросам только к ней, и когда раздавался телефонный звонок, всегда сама брала трубку.
– Позовите, пожалуйста, Станислава, – просил звонивший, думая, что говорит с секретарем или домработницей.
– Извините, но он сейчас не может подойти! – отвечала Виолетта. – А кто его спрашивает?
