– Я так рада, папочка! – торопливо заговорила дочь. – Порадуйся и ты вместе со мной! Мы уже давно хотим ребенка. А точнее, двух или даже трех! И хорошо бы, чтоб старшей была девочка, мы оба так считаем… Решили назвать ее в честь матери Владимира. Ее звали Натали, знаешь, как это звучит по-русски? На-та-ша. По-моему, очень красивое имя, такое нежное… Нашу дочь будут звать Наташей. Тебе нравится? Папа? Папа, что с тобой? Тебе нехорошо?
Анрэ и впрямь переменился в лице. Ему стоило огромных усилий выдавить из себя несколько фраз:
– Анжела… Девочка моя… Прости, но… Это так неожиданно… Мне необходимо побыть одному. Посиди здесь немного, ладно?
И прежде чем она успела ответить, Анрэ поднялся и, тяжело ступая, точно сгорбленный под гнетом лет старик, вышел из каминной.
Ждать пришлось довольно долго, не меньше получаса. Анжела успела допить свой сок, привести в порядок макияж и пролистать лежавший у нее в сумочке журнал. Ни уйти, ни даже перейти в другую комнату она почему-то не решалась, хоть и находилась в собственном доме.
Наконец дверь отворилась, и на пороге появился отец. В руках у него были какие-то бумаги, глаза блестели странным блеском.
– Девочка моя! – торжественно проговорил отец. – В связи с тем потрясающим событием, о котором ты только что сообщила, я хочу сделать тебе и твоему мужу подарок.
– Что это? – вскинула брови Анжела.
– Это договор о вашем долевом участии в моем нефтяном бизнесе. Хочу передать тебе и Владимиру часть акций. От тебя потребуется только одна формальность – подпись вот тут, на последней странице. Вот, возьми ручку.
– Погоди минутку, папа. Можно я посмотрю этот документ?
– Ты что же, не доверяешь мне? – в голосе Анрэ прозвучала обида. – Уверяю, все составлено как нужно. Ведь договор составлял сам Макс Цолингер!
– Я очень уважаю дядю Макса, – кивнула молодая женщина. – И помню, что он учил меня никогда не подписывать никаких бумаг, предварительно не посоветовавшись с ним. И уж тем более – если я сама даже не читала документа.
– Анжела, Анжела, если бы ты знала, как обижаешь меня своим недоверием… Вот, конечно, возьми, почитай, – Анрэ еще раз проглядел все листы и протянул контракт дочери. Та аккуратно сложила документ и убрала в сумочку.
– Спасибо, папочка. Не сомневаюсь, что это очень щедрый подарок… Я очень тронута. Думаю, и Владимир будет тронут не меньше, тем более что для него это так неожиданно. Глядя на твое отношение к нему, трудно поверить, что ты когда-либо захочешь ему что-то подарить…
– Зачем же ты забрала документ? – поинтересовался Анрэ.
– Как это – зачем? Покажу его Владимиру, мы все обсудим… А сейчас, прости, но мне уже пора. Наш дом не так уж близко от Лугано, и мне не хочется возвращаться поздно. Всего тебе самого хорошего. Созвонимся.
Через несколько дней Анрэ назначил встречу Владимиру в своем банковском кабинете. Он тщательно подготовился к этому разговору. Увы, ни проверка, ни перепроверка в отделе кредитования не дали ему ожидаемых результатов. Ни одного «грязного» или хотя бы подозрительного контракта найти не удалось. Банкир сумел лишь отобрать несколько документов, имевших слабые места, которые при желании могли быть истолкованы не в пользу Владимира. Хотя Анрэ прекрасно понимал, что все эти придирки шиты белыми нитками, что нелегко будет добиться того результата, к которому он стремился, но нисколько не сомневался, что он на правильном пути – постепенно, шаг за шагом, он будет следовать к своей цели, и эти документы сыграют роковую роль.
Владимир был точен. Он пришел ровно в полдень, минута в минуту. Выглядел безупречно, одет был, как всегда на службе, строго и элегантно. Под мышкой – пухлая папка с бумагами. Похоже, он так же тщательно подготовился к встрече и знал, что его ждет.
– Что предпочитаешь – виски, вермут, мартель, коньяк? – как добрый хозяин спросил Анрэ.
– Водку.
– Ты отвечаешь как настоящий русский. Молодец. – Глаза Анрэ горели нехорошим огнем.
– Насколько я знаю, вы не очень-то любите русских, – парировал Владимир. – Так что ваше «молодец», возможно, имеет не один оттенок.
– Ну что ты, русских есть за что уважать.
– Уважать и любить – это разные вещи, – улыбнулся молодой человек.
– Пожалуй, ты прав, – согласился банкир, – заставить любить нельзя, а уважать – можно.
Анрэ разлил водку по хрустальным стаканчикам и приказал секретарше подать что-нибудь на закуску. Выпили молча. Каждый из мужчин думал о своем.
Пожилой – о том, что дом его опустел, любимая дочь потеряна, и вот перед ним сидит причина его страданий…
Владимир косился на своего босса и удивлялся выражению ненависти, застывшему на лице Анрэ.
«Старик явно не в себе. Ситуация со стороны, наверное, кажется смешной, но мне становится не до смеха. Дело принимает, по-моему, серьезный оборот. Ну, хорошо. Он меня почему-то невзлюбил. Но почему не поговорит со мной прямо? Делает гадости за моей спиной… Его буквально съедает ненависть. Не исключено, что любой бы на моем месте оказался в точно таком же положении. Ему не важно, какой у дочери муж, ему важно, чтобы никто никогда не вмешивался в устоявшийся, размеренный ход его жизни. Ему, похоже, надо от меня избавиться любой ценой: засадить в тюрьму, отправить в сумасшедший дом, утопить в озере. С него станется!..»
– Ну что ж, – прервал затянувшуюся паузу Анрэ, – еще по глоточку?
– Мне достаточно. – Владимир отставил свой стаканчик. – Все-таки рабочий день только начался.
– Ну, как хочешь. А я еще выпью.
Анрэ опрокинул стопку, заел бутербродом и проговорил:
– А давай начистоту!
– Давайте. – Владимир насторожился, но не подал виду.
– Я хочу, чтобы вы с Анжелой развелись!
– Вы серьезно?
– И даже очень. – Анрэ оглядел пустой стаканчик, точно раздумывая, не наполнить ли его вновь. – Во- первых, она тебя не любит…
– А любит вас… – нервно улыбнулся Владимир.
– Во-вторых, я не допущу, чтобы ты искалечил ее жизнь…
– Давайте по порядку, – остановил его зять. – Вы сказали, что Анжела меня не любит.
– Да, она тебя не любит.
– Это она вам сама сказала?
– А мне не надо говорить, я все вижу сам.
– Ну что ж. С этим вопросом все понятно. Теперь перейдем к искалеченной жизни. Я внимательно слушаю ваши аргументы.
– Ты не знаешь, во что превратил нашу жизнь! – разом завелся Анрэ. – Анжела совершенно изменилась, стала раздражительной, дерзкой, не бывает в собственном доме, можно сказать, избегает встреч со мной…
– И вы уверены, что во всем этом виноват я?
– А кто же еще?
– Ну, мало ли… Например, вы. Вам это никогда не приходило в голову? Что ваша дочь не встречается с вами не потому, что я ей это запрещаю, а потому, что ей самой не хочется выслушивать от вас вечные упреки в том, что она живет не так, как вы считаете нужным?
Анрэ даже задохнулся от возмущения, но Владимир продолжал, не давая ему вставить слова:
– Может, Анжела и раздражительна, но никак не при мне. Со мной она счастлива, весела и заботлива.
– Скажи, а твоя мать никогда не рассказывала тебе о своей молодости? – спросил вдруг Орелли.
Неожиданный вопрос на время выбил Владимира из колеи.
