— А вот и мы! — расплылся я в улыбке. Ответом мне было молчание, которое следовало бы назвать задумчивым.
— Говорила же, что слышала, как там ходят, — пробурчала наконец горничная.
Полицейский вытаращил на меня глаза, словно рак.
— Это как это понимать прикажете? — спросил он наконец.
Я улыбнулся кроткой улыбкой святого и сказал:
— В двух словах объяснить трудновато.
— Да уж это точно! — согласился полицейский язвительно.
— Понимаете, я просто… просто смотрел, как там… дела обстоят. На правах, так сказать, старого друга.
— А как это вы туда попали?
— Через окно. Я же говорю, будучи старым другом семьи…
— Так это вы, значит, их старый знакомый будете?
— Очень, очень старый, — подхватил я. — Вы даже не представляете, насколько старый.
— Что-то я раньше этого «знакомого» здесь не видела, — отрезала горничная.
Я посмотрел на нее с ненавистью. Вот уж не понимаю, как она может кому-то понравиться, даже повару-французу. Не то чтобы она была страшна. Вовсе нет. В другое время, при более благоприятных обстоятельствах я бы даже нашел ее довольно-таки симпатичной. Но сейчас она казалась просто мегерой.
— Да, — признал я. — Вы действительно прежде меня не видели. Тем не менее я действительно друг семьи, проживающей в этом доме.
— А что же, если друг, в дверь, как положено, не позвонили?
— Не хотел причинять беспокойства.
— Какие ж тут беспокойства? Нам за это деньги платят, чтобы мы двери открывали, — возразила с достоинством горничная и тут же сделала абсолютно необоснованное заявление: — В жизни никогда его не видала.
Вот гадина!
— Послушайте, — озарило меня, — а ведь меня знает гробовщик.
— Это какой такой гробовщик?
— Ну тот, который прислуживал за столом, когда мы позавчера здесь ужинали.
— Ну-ка, быстро, прислуживал гробовщик за столом? — повернулся полицейский к горничной.
— Никакой гробовщик нигде не прислуживал, — ответила та.
— Да нет, он был просто похож на… а, черт, вспомнил! Это был бакалейщик!
— Прислуживал бакалейщик? — снова спросил надутый индюк в полицейском мундире. — Быстро!
— А хоть бы и прислуживал, — сказала горничная. Было видно, что она разочарована и обескуражена — словно тигрица, от которой ускользнула добыча. Вдруг она просветлела. — Да он мог и так узнать. Пошел по окрестностям да и разнюхал. Вот ведь гадина какая!
— Ваша фамилия как будет? — решительно спросил полицейский.
— Видите ли… с вашего разрешения, я бы не стал ее называть.
— Это ради Бога. Все равно в суде скажете.
Я застонал.
— Ну что, пошли, что ли?
— Да подождите же, я действительно друг хозяев. Стойте, я вспомнил! Слава Богу, вспомнил — в гостиной стоит моя фотография. То есть на которой — я.
— Ну если вы…
— Вот уж чего не видели, того не видели, — хмыкнув, сообщила горничная.
Боже, как я ее ненавидел!
— Потому и не видели, что халатно, наверное, убираетесь, — сурово предположил я. Что, съела?
— Еще чего! — фыркнула она высокомерно. — Не пристало горничной в гостиных убираться.
— Еще бы, — сказал я с горечью, — горничной пристало слоняться по саду, сидеть в засаде, любезничать с полицейскими. А в доме, наверное, работы непочатый край.
— Горничной пристало дверь гостям открывать. Которые через окна не лазят.
Я видел, что счет складывается явно не в мою пользу, и решил прибегнуть к тактике умиротворения.
— Уважаемая горничная, — начал я, — зачем нам с вами опускаться до вульгарных пререканий? Я просто сказал, что в гостиной находится мое изображение в виде фотографии, которую, наверное, очищают от пыли — какая разница кто? Каковая фотография и докажет вам, что я действительно являюсь старинным другом хозяев этого дома. Не так ли, констебль?
— Если она там есть, — проворчал полицейский.
— Конечно, есть, уверяю вас, есть!
— Ладно, сейчас пройдем и посмотрим.
— Вот это по-нашему, по-мужски, — просиял я.
Гостиная у них должна быть на втором этаже. Фотография там на столике у камина. Должна была бы там стоять. Но не стояла. Камин был на месте, столик тоже никуда не делся, а вот моей фотографии что-то было не видать. Фотография Бинго стояла. Фотография лорда Битлшема, дяди Бинго, тоже имелась в наличии. Снимок жены Бинго, снятой в три четверти с улыбкой, тонко играющей на губах, стоял там, где и стоял. А вот изображения вашего покорного слуги не было и в помине.
— Йо-хо-хо! — пропел полицейский.
— Да стояла она еще позавчера — вот на этом самом месте.
— Йо-хо-хо! Йо-хо-хо! — опять пропел полицейский —. словно солист в хоре пьяниц.
И тут мне в голову пришла спасительная идея — из тех, что рождаются раз в жизни.
— Кто вытирает здесь пыль? — спросил я горничную.
— Да уж не я, наверное.
— Я же не говорю, что вы. Я спросил, кто вытирает.
— Мэри, конечно. Уборщица.
— Точно! Я так и думал. Я знал это! Вы знаете, констебль, Мэри заслуженно пользуется славой самой халатной уборщицы Лондона — на нее отовсюду поступают жалобы! Вы понимаете, что произошло? Злополучная Мэри разбила на моей фотографии стекло и, не желая честно, по-мужски в этом признаться, спрятала фотографию куда подальше.
— Йо-хо-хо, — снова спел полицейский.
— Давайте спросим ее. Прямо сейчас и спросим.
— Иди спроси ее, — велел полицейский горничной и добавил: — Чтобы успокоился.
Горничная вышла из комнаты, наградив меня смертоносным взглядом. Мне даже показалось, что она пробормотала: «Йо-хо-хо». Наступило хрупкое затишье. Ретировавшись к двери, полицейский припечатал ее своей мощной спиной, я же стал мерить шагами комнату.
— Чего это вы все ходите? — подозрительно поинтересовался полицейский.
— Да вот смотрю — может, ее куда-то передвинули.
— Йо-хо-хо! — успокоился он.
Снова наступило временное затишье. Я очутился у окна, и, черт побери, между рамой и подоконником была щель сантиметров пятнадцать! А мир за окном был таким ярким, таким солнечным! Не скажу, что отличаюсь особой сообразительностью, но сейчас внутри меня что-то крикнуло: «Спасайся кто может!» Хладнокровно просунув пальцы под раму, я рванул ее вверх. Рама послушно взмыла, и спустя мгновение я уже лежал распластавшись под кустами лавра, чувствуя себя тем самым крестиком, которым помечают место совершения преступления.
В окне возникла большая красная физиономия. Вскочив, я резво припустился к калитке.
— Стой! — крикнул полицейский вслед.
— Йо-хо-хо! — пропел я в ответ, продолжая бежать, и неплохо бежать!
